Она замерла. Кто-то приближался по коридору к ее квартире, и в мозгу этого человека, точно флаг, трепетали слова «Хава Леви».
Сквозь щель под входной дверью проскользнул небольшой бумажный прямоугольник.
Она дождалась, когда шаги вновь удалятся по коридору, и лишь тогда подняла листок. Это оказался бланк «Вестерн Юнион», на котором карандашом было нацарапано:
Я хочу просто поговорить. Буду на пересечении 136-й и Риверсайд-драйв до часу дня. Обещаю ничего не говорить маме Т. Б.
Я хочу просто поговорить. Буду на пересечении 136-й и Риверсайд-драйв до часу дня. Обещаю ничего не говорить маме
* * *
Риверсайд-парк в этой части представлял собой лишь немногим более чем крутой зеленый склон, который отделял нарядные дома из бурого известняка наверху от железнодорожных путей и угольных складов далеко внизу.
Тоби сидел на скамейке на краю парка и смотрел на реку, на жемчужные пенистые следы, которые тянулись за баржами. Он решил, что не будет крутить головой по сторонам, высматривая ее. Он будет просто сидеть и ждать, хладнокровно и терпеливо, как будто каждый день только этим и занимается. Скамейка была холодная, и он с трудом сопротивлялся желанию начать покачивать ногой. Интересно, как он узнает, когда будет час дня? Часов-то у него нет. Надо, наверное, купить со своей заначки. Хотя нет, мама сразу спросит, откуда они у него. Можно, конечно, спросить время у кого-нибудь из прохожих. Тут-то наверняка у всех есть часы. Да сколько же можно сидеть на одном месте?!
– Здравствуй, Тоби.
Она опустилась на скамейку чуть поодаль от него и устремила взгляд на реку. Тоби показалось, что он заметил в ее глазах нечто похожее на нервозность. Выглядела она теперь совершенно по-другому. Темно-синее драповое пальто вместо плаща, лайковые перчатки, модная шляпка. Она выглядела как одна из тех, кто жил здесь, в этом богатом районе.
Она посмотрела на свою юбку, сняла с нее невидимую ворсинку, сложила руки на коленях.
– Как поживает твоя мама?
Тоби сглотнул; в горле у него неожиданно пересохло.
– У нее все в порядке. По-прежнему работает в прачечной, по-прежнему ходит на собрания суфражисток. По-прежнему прихрамывает, немножко.
Она кивнула, как будто ожидала это услышать.
– А ты как?
– Я хорошо. В прошлом году закончил школу.
Она вскинула бровь.
– Решил не учиться дальше?
– Не видел в этом особого смысла. Во всяком случае, тогда. – Он помолчал, потом спросил: – Как мне теперь вас называть?