Женщина посмотрела на него как раз в тот миг, когда он сумел взять себя в руки и перестал пялиться. Коротко мазнув по нему холодным взглядом, она отвернулась, блеклой улыбкой встречая подошедшего к ней официанта, и Винни, отправив в рот кусок тимбаля, принялся ожесточенно жевать, не чувствуя вкуса еды.

– Не она? – спросил Тейт так, будто уже знал ответ.

– Мне мерещится или я слышу в твоем голосе сочувствие? Ради бога, избавь.

– Боишься привыкнуть?

Тейт мог бы стать отличным снайпером: не целясь, попадал в десятку.

– Боюсь, что сделаю из тебя человека и ты больше не сможешь выживать в дикой природе, – Винни ухмыльнулся, не успев дожевать, и одна макаронина вывалилась из его рта обратно в тарелку.

– Ешь как свинья.

– Ничего, привыкнешь.

– У нас в приюте на таких вешали позорную табличку.

Винни зажевал медленнее:

– В приюте?

Конечно, Тейт детдомовец. Очевидность этого открытия ударила Винни в самое сердце, сбив с него ледяную крошку. Он удивленно вытаращился на Тейта, гадая, что поражает его больше: внезапно оказанное ему доверие или то, как мастерски Тейт в очередной раз проявил чуткость, совершенно не вязавшуюся с его образом. Было ясно, что он сказал то, что сказал, только для того, чтобы Винни почувствовал себя чуть менее жалким. И теперь, когда Винни растерялся, не находя слов, Тейт снова пришел ему на помощь:

– Хочешь знать, что на ней было написано?

– На чем?

– На табличке.

– Почему мне кажется, что это ловушка?

– Потому что ты захочешь мне врезать, если я скажу, но придется сдержаться. Ты же здравомыслящий человек.

– Спасибо, что предупредил.

– Значит, не говорить?

– Как-нибудь проживу без этой информации.