Поднявшись по пожарной лестнице, Винни увидел свое отражение в дверном окошке и ужаснулся: дождь уничтожил его прическу, мокрые рыжие волосы сосульками облепили голову. Он выглядел кошмарно. И проходил в таком виде весь день – осознание этого заставило Винни оторопеть. Он всегда следил за тем, чтобы его внутреннее состояние не отражалось на внешнем виде, но сегодня даже не заметил, как превратился в чучело. Как он мог не заметить? Винни яростно сжал дверную ручку – всему виной была Агнес. Она и ее чудовищные, жестокие слова. Справедливые слова, которые он заслужил.

Войдя в магазин, Винни посмотрел на прилавок и замер в нерешительности. За столом, как обычно подменяя его, сидел Виктор – из-за раскрытой газеты виднелась только его седая макушка. Перед ним на сервировочном коврике стояли кружка с кофе и блюдце с надкусанным пончиком. На губах Винни сама собой появилась покаянная улыбка – из-за него вся столешница уже давно была исписана ручкой, иссечена ножиком для резки бумаги, заляпана неотдираемым свечным воском. Что толку класть на нее коврик? Но Виктор всегда был чистоплюем. И раньше он считал себя вправе указывать Винни на его неряшливость, ругать за грязную обувь или капли жира на кухонной плитке, но теперь только хмурился и показательно вздыхал, подчищая за ним следы его преступлений против стерильности.

При взгляде на Виктора сердце Винни сдавила тоска, и его призрачные псы, задрав морды, протяжно завыли на высоко взошедшую над городом луну. От этого звука захотелось немедленно убежать, спрятаться, запереться в маленькой комнате за дверью со знаком в виде молнии, накрыв голову подушкой. Но Винни заставил себя слушать. Медленно пройдясь вдоль одного из стеллажей, он взял с полки радужную пружинку слинки и, не поднимая глаз на уборщика, сел на подлокотник дивана напротив прилавка. Прошло не меньше минуты, прежде чем Виктор соизволил опустить газету и вопросительно посмотреть на него.

– Слушай, Виктор, – Винни подтолкнул пружинку, и та плавно перетекла из одной руки в другую, – помнишь, на мой двенадцатый день рождения ты подарил мне именную крышку для проигрывателя? Я тогда швырнул ее в стену и сказал, что мне от тебя ничего не нужно.

Виктор промолчал, но, конечно же, он помнил. Просто это была одна из тем, которые они не поднимали. Обсуждать их вскользь, отпуская язвительные комментарии, было невозможно для обоих, а говорить откровенно – слишком тяжело для Винни. По какой-то неведомой причине Виктор всегда относился к этому с пониманием и позволял, даже будучи очень хорошим уборщиком, заметать все наболевшее и невысказанное под ковер.