– Ну типа… сделать чью-то жизнь лучше, а не хуже.
– Так я и делаю. Свою жизнь, – гоготнул Люк. – Всем остальным на нее плевать.
Такую логику сложно было оспорить. Отчасти Тейт понимал Люка, потому что на его жизнь тоже всем было плевать. Когда-то давно, в детстве, он еще надеялся, что это не так, и мысленно звал на помощь безымянного выдуманного спасителя. Потом бросил это дело. Смирился с тем, что никто не придет. Но, если подумать, даже самое глубокое отчаяние – это все еще развилка, а не тупик. С чего он взял, что единственный выход – это сделать мир еще более омерзительным, чем он уже есть? Никто не отбирал у него права остаться в стороне или самому откликнуться на чей-нибудь зов.
– Тебе никого не бывает жаль? – Тейт перевел взгляд на парочку голубей, прогуливающихся между столиками.
– Кого? – фыркнул Люк. – Тех идиотов, которые проигрываются в карты, а потом недоумевают, почему с них требуют долг?
– Есть и другие люди. Их семьи, например.
– Ну слушай. На мне много грехов, базара нет. Но так уж устроен мир: он делится на тех, кто берет свое, и на тех, у кого кишка тонка. Твоя задача – выбрать сторону.
– Ты реально считаешь, что это единственный выбор?
– А разве нет?
Бенджамин тоже удивился бы, задай ему Тейт такой вопрос. Он хотел причинять другим боль, не теряя самоуважения, поэтому, конечно, охотнее верил в несовершенство мира, чем в то, что он просто ублюдок, ищущий оправдания. Но мир не черно-белый, а оправдание всегда можно найти. Каким бы наивным ни был Винни, в этом Тейт был с ним согласен.
– Есть и другие варианты.
Люк потянул за шарф, будто ему стало душно, и нагнулся к Тейту, ухватившись за спинку его стула. От его пальто пахло вишневыми сигаретами и еще чем-то отталкивающе-приторным.
– Ты упоролся, Тейт? Хочешь заниматься самобичеванием – ради бога, но учти, что часть денег придется вернуть уже на следующей неделе. Джейсон не будет ждать, пока ты их заработаешь праведным путем, усек?
На такое великодушие Тейт и не рассчитывал. Как и на понимание со стороны Люка. Поморщившись, он бросил недоеденный хот-дог на стол.
– Да знаю я, отвали.
– Вот и славно. – Поднявшись на ноги, Люк махнул рукой, приглашая Тейта последовать за собой. – Идем, надо кое-кого навестить.
* * *
Впервые Тейт всерьез подрался, когда был еще ребенком. Началось все с порванной юбки директрисы приюта, за которую он неудачно ухватился, пока гнался за кем-то по коридору. До того случая он ни разу не лез к лавочникам – детям, которых на попечение государства отдали временно, пока их семьи решали финансовые или иные трудности. В приюте таких было всего семеро. Лавочниками их называли потому, что к ним, в отличие от остальных, иногда приходили родственники – как правило, с подарками. Новой одеждой, игрушками и домашней едой. Все эти трофеи у лавочников обычно отбирали. Тейт этого не делал, хотя был крупнее и сильнее многих. А может, именно поэтому – он считал, что унизит себя, шпыняя мелочь. Но из-за юбки взбесившаяся директриса на три дня отлучила его от столовой, и так уж вышло, что первые два дня Тейт из принципа вытерпел, а на третий один из лавочников отпустил в его адрес паскудную шуточку, и Тейт выбил ему зубы, заодно отвоевав себе обед. Корил ли он себя тогда за то, что сделал? Едва ли. Он был слишком голоден и зол, чтобы думать о чем-то еще.