Вскоре после той истории общение на кулаках стало для Тейта обыденным делом. А годы спустя, когда его особенность перестала быть секретом и он попал в приемную семью, – единственным способом сохранять трезвость рассудка. Сами по себе драки не приносили Тейту удовольствия. Скорее отвращали. Но именно в этом отвращении и крылось что-то высвобождающее – нанося удары, Тейт наблюдал, как в искаженных болью лицах случайных людей воплощается вся суть его беспросветной, уродливой жизни. Находя в себе силы посмотреть на нее без прикрас, он испытывал облегчение и думал, что так будет всегда. Но он ошибся. Что-то изменилось с тех пор, как он шагнул в неизвестность, оставив Бенджамина лежать одного там, на дороге. С того самого момента, как Тейт стал хозяином самому себе, лица людей, познававших силу его кулаков, перестали сливаться для него в единое пятно и обрели индивидуальные краски. Тейт больше не видел в них отражения той уродливой жизни, которая осталась в прошлом. Он видел лишь свое собственное уродство.

Тейт не переставал думать об этом, пока на автопилоте шел за Люком. Тот, с его внушительным носом, копной угольно-черных волос и длинным пальто, полы которого раздувал неугомонный ветер, напоминал коршуна. Люк не пытался завести разговор, и Тейт был этому рад. Угрюмо глядя себе под ноги, он потерялся в своих мыслях настолько, что даже не заметил, как полчаса спустя оказался на блошином рынке. Только когда запахло жареными каштанами, ощущение дежавю настигло Тейта. Он поднял голову, и его сердце замерло. Взгляд забегал по палаткам и открытым прилавкам с горами сваленного на них барахла. В отличие от Винни, Тейт не мог похвастаться хорошей интуицией. Но в этот раз плохое предчувствие осенним холодом пробралось ему под кожу, и он понял, что не ошибся, когда впереди показался знакомый тент, занавешенный коврами, с шаткими башенками из глиняных горшков по бокам от входа. Именно к нему уверенно направился Люк.

– Добро пожаловать к нашему огоньку! – с преувеличенной любезностью пропел Джейсон.

Он сидел на горе обтянутых скотчем коробок в углу тента, как статуя белобрысого божка на постаменте, и поигрывал своей любимой игрушкой – перочинным ножиком с резной рукоятью. Вид у него был такой благостный, будто он только что этим ножиком воспользовался. Тейт обеспокоенно посмотрел на Алму, ожидая найти на ее лице следы побоев, но их не было. Впрочем, ничего необычного: свои руки Джейсон предпочитал не марать, тем более что одна из них все еще не зажила после перелома. Но Алма была напугана. Хотя спину она держала прямо, ее глаза были словно затуманены, губы сомкнуты в тонкую линию, а крылья носа подрагивали и широко раздувались при каждом вдохе.