«Коричневый не одинок, - откликнулся Вольгерд, - но мы пересмотрели планы».

«Будут еще неожиданности!»

«Неожиданности – это интересно. Я в своей стихии, Мария Дмитриевна, позаботься лучше о себе, обрети наконец дзен».

Маша неодобрительно поджала губы.

- Не надо хмуриться! – велел ей оператор, ведущий съемку. – Вы должны быть расслаблены, госпожа Некрасова, все дурное позади, вас спасли, вы счастливы.

Маша постаралась отвлечься и соответствовать. Она немного завидовала Боричу, быстро покончившему с фотосессией и занимающемуся настоящим делом. Ей же приходилось выполнять роль манекена, не имевшего права даже просто встать с дивана без команды – потому что незачем. От улыбок болели губы.

Ратманов, проводивший ее до сцены, маячил где-то у нее за спиной, не спеша уходить, несмотря на просьбы не лезть в кадр. Дождавшись небольшой паузы, он подошел к диванчику и положил Маше руки на плечи.

- Спокойно! Клуб закрыли, новых посетителей не будет, - шепнул он, наклоняясь, – а тех, кто есть, проверили. Не мешай нам работать! Если скучно, утешь Умилу, а то на ней лица нет.

Видимо, и до него дошли волны ее не самых умиротворяющих эмоций.

- Хорошо. – Маша повернула голову и поймала встревоженный взгляд Умилы.

Миле тоже было не по себе, но она никому не мешала, ее мысли не врывались в чужие головы, туманя сознание. Маша вздохнула, давя в себе зависть к нормальному человеческому поведению, и помахала ей, посылая мысль, что она рядом и все отлично. Антоновская немного расслабилась и тоже помахала в ответ. Они сидели далеко друг от друга, чтобы перешептываться или взяться за руки, но может, оно и к лучшему. Маша подумала, что так Умила будет меньше «хватать» от нее негатива.