Светлый фон
«…не бойся…»

«…не бойся…»

«…не бойся…»

Больше никаких отметин на теле у меня не прибавилось, и спина, похоже, вопреки ожиданиям не пострадала –  во всяком случае, стекающая мыльная пена не щипала саднящих ран. Зато кое-что исчезло: на левом плече от рваной раны почти не осталось следа –  даже швы пропали бесследно, оставив только едва заметный неровный розовый треугольник.

* * *

Аристарх Леонидович повстречал меня в коридоре рядом с дверями в Аудиторию. Он был необычно наряден для буднего дня: вместо любимого стеганого халата из темно-синего китайского шелка или домашней куртки с кистями надел велюровый синий пиджак в полоску, бархатный черный жилет и белую сорочку с высоким воротом, под который повязал пестрый шейный платок. Под мышкой он держал кожаную толстую папку.

– Вы пропустили завтрак, –  констатировал Аристарх Леонидович, и воздух немедленно наполнился ягодным ароматом употребленного порто. –  Нашли дела поважнее?

Ответ вертелся на языке, но я сдержался и сказал:

– Совершенно верно, –  и, понизив голос, добавил: –  Это связано с нашим разговором накануне у вас в кабинете.

Фон Зильбер сделал таинственное лицо и важно кивнул, как человек, причастный к никому не известной загадке.

– Понимаю, –  сказал он. –  Но ведь вы помните, какой сегодня день?

Я не вполне помнил даже давешний вечер, так что обстоятельства дня сегодняшнего пришлось припоминать с минуту: да, действительно, еще неделю тому назад нынешняя пятница была означена в расписании так называемым Большим учебным днем –  две пары с утра до обеда, еще две –  после, никаких тренировок, лекция приезжающего раз в месяц философа Дунина, а после ужина планировалась защита совместной курсовой работы Эльдара и Никиты. По причинам, более чем очевидным, все это совершенно вылетело у меня из головы, однако строгость учебного плана Академии не смягчалась из-за таких мелочей, как убийство, суицид посредством концентрированной уксусной кислоты, и уж тем более не учитывала превратностей личной жизни педагога, так что чтения лекции было не избежать, и я решил, что стану импровизировать.

Первую пару вела Вера. По случаю Большого учебного дня преподаватели должны были присутствовать на занятиях друг у друга, и мы с Аристархом Леонидовичем уселись за партами в самом верхнем ряду, как раз у подножия трона загадочной девы на огромном мозаичном витраже, так что у меня над головой оказался сидящий задумчивый лев, а над фон Зильбером раскорячился осьминог. Вера рассказывала о теории когнитивного диссонанса Фестингера и имела несомненный успех: Лаврентий не спал, Эльдар не трепался с Никитой, а Вольдемар не устраивал аутодафе насекомым. Отчасти это можно было объяснить присутствием в аудитории фон Зильбера, но по большей части дело заключалось в том, что Вера сегодня тоже решила приодеться: строгая и еще более узкая черная юбка сидела на бедрах так, что даже Аристарх Леонидович смущенно кряхтел, когда Вера поворачивалась спиной, чтобы начертить на доске схемы когниций, а эффектная глубина декольте на белой блузке вызывала неслышный, но отчетливо ощущающийся глубокий вздох всякий раз, когда она как будто небрежно наклонялась вперед, опираясь руками о переднюю парту прямо перед сидящим Филиппом. Собственно, рассказывай Вера о морских синезеленых водорослях или лишайниках южноамериканских джунглей, полагаю, воспитанники слушали бы ее так же завороженно.