Последние часа полтора я пытался вспомнить, откуда знаю его и чем он известен, а теперь увидел лично, и внезапный уклон фон Зильбера в клерикальную риторику получил объяснение: много лет назад я видел фамилию Дунина на обложке рядом со зловещими изображениями козлоногих чертей и названием, отсылающим к Апокалипсису. В книге разоблачались экуменизм, технологический прогресс, модернизм и масонство. С тех пор с творчеством Дунина мне сталкиваться не приходилось, и, хотя ожидать от него лекции про дискуссию Деррида с Соссюром не стоило, я все же рассчитывал на некую философскую апологию каких-нибудь славянофилов начала прошлого века.

Однако Дунин как будто тоже решил не готовиться к лекции и сделал ставку на импровизацию. Ни фактологии, ни анализа философских систем воспитанникам предложено не было, что, впрочем, никого не расстроило, а скорее наоборот. Герман Германович обладал внушительным лекторским баритоном, говорил увлекательно, так что все с интересом слушали полуторачасовой рассказ о его видении будущего.

– Мир Модерна фатально переусложнен, его следует упростить так же, как уравнение, которое нужно решить: до прошлых состояний, до прекрасного в своей божественной простоте традиционного мира, вспомнить о крови и почве!

В идеальном мире Дунина, где Традиция восторжествовала над Модерном, люди отказались от жизни в больших городах, технологий и порочных мечтаний о правах и свободах, и перебрались жить на село, где с утра и до ночной темноты счастливо пашут землю, серийно рожают десятки детей, половину из которых относят потом на погост меньше, чем через год, умиленно наблюдают, как за воровство рубят руки, а за прелюбодеяние заживо жгут на костре, смиренно получают от барина плетей, учатся грамоте в церковной школе, новости узнают от приходского священника и по первому требованию радостно отдают жизнь за государя. Императоры, рыцари и епископы на витраже внимали одобрительно и с удовольствием.

– И только храп коня в тумане, тяжелое дыхание пахаря, хороводы и монашеские песнопения, прославляющие Царя Небесного и царя Земного! –  эффектно завершил свое выступление Герман Германович.

– Свист кнута и обмен крестьянских девиц на борзых щенков, –  не удержался я.

Сказано было негромко, но в наступившей тишине прозвучало довольно отчетливо. Вера зашикала на меня, сделав страшные глаза. Аристарх Леонидович хмыкнул и постарался сдержать улыбку. Дунин зыркнул было, но тут в аудитории с облегчением зааплодировали, и ему оставалось только раскланяться.

До ужина еще оставалось время, и я поспешил укрыться у себя в комнате, желая хотя бы полчаса провести наедине с собой в тишине, чтобы привести в порядок разрозненный хаос мыслей. Но не прошло и пяти минут, как в дверь постучали. На пороге стояла Вера. Я решил было, что она собирается расспрашивать меня о причинах внезапного утреннего моциона, но нет.