Ни ручки, ни замка на двери не было. Алина толкнула ее и вошла. За дверью оказался полутемный коридорчик, заканчивавшийся тупиком. Со стен свисали шелушащиеся лохмотья обоев. Звуки слышались справа, из-за облезлой до потемневшей от времени дранки хлипкой стены, проем в которой едва прикрывала криво висящая на петлях, облупившаяся белая дверь.
Алина вошла, разом окинув взглядом небольшую убогую комнату: два грязных окна, остатки обоев, продавленное низкое кресло, две табуретки, стол, кое-как сбитый из широких досок, приколоченных к подоконнику. На столе стояла музыкальная колонка, исторгавшая ритмичные звуки, напоминающие музыку, две бутылки вина и коробка шоколадных конфет. Слева в углу, у стены, был брошен матрас; девочка сидела на нем, обняв руками колени и опустив голову, скрытую капюшоном. Шинкарев стоял у стола, в руках у него были две фарфоровые кружки, наполненные рубиновой жидкостью. Он обернулся на звук открывшейся двери и увидел Алину.
На бесконечно долгое мгновение все замерло.
– Оп-па!!!
Шинкарев уронил кружки и кинулся на Алину. Она мгновенно выбросила ему навстречу классическую «двойку», раз и два. Оба хлестких удара попали в цель: левый кулак угодил по жесткой скуле, костяшки правого осаднились кровью от удара о зубы – но Шинкарев только мотнул головой, налетел на Алину и вцепился ей в горло.
«Нет акцента, на вынос не бьешь. Не хватает, наверное, злости».
Шинкарев был невысоким и тощим, но жилистым, сильным, с большими руками и железными, толстыми пальцами, которыми он с невероятной силой стиснул шею Алины. Она попыталась сбить его руки ударами по сгибам локтей, но не вышло. Шинкарев зарычал и прижал ее спиною к стене. Дыхание перехватило, перед глазами замелькали черные точки. Алина снова принялась бить его по рукам, потом пинать ногами, наугад целя каблуками по голеням и в колени, ощущая, как вместе с воздухом стремительно уходят и силы. Шинкарев, похоже, тоже почувствовал, что Алина слабеет: не разжимая смертельной хватки, он согнул руки, приблизился, растянул потрескавшиеся белые губы и раскрыл рот с острыми, мелкими зубами. Изо рта несло вином и гнилой кровью. Он придвинулся еще ближе, и в этот момент Алина, собравшись в последнем усилии, вонзила большие пальцы Шинкареву в глаза. Он пронзительно завопил, но не отпустил рук, хотя и чуть ослабил смертельную хватку. Алина почувствовала, как по правой руке стекает что-то горячее, вязкое, липкое, и со всей силы принялась продавливать большой палец левой сквозь судорожно сжатые жесткие веки. Шинкарев наконец отпустил ее и попятился, широко отмахиваясь руками. Алина судорожно вздохнула, оттолкнулась спиной и врезала противнику ногой в грудь. Он с размаху уселся на табурет, потерял равновесие, рухнул на спину, но через мгновение снова вскочил. Его левый глаз стремительно набухал, становясь похожим на неправдоподобно огромное, багровое кожистое яйцо, между слипшихся раздувшихся век сочилась кровавая слизь; правый налился кровью и безумно вращался. Алина бросилась в сторону – схватить табуретку, бутылку со стола, что угодно еще, – но Шинкарев заорал и яростно кинулся на нее, согнувшись и расставив перед собой руки. Костлявое плечо врезалось ей в живот, она почувствовала, как ноги отрываются от земли, и в следующий миг с размаха врезалась в стену. Ветхая дранка не выдержала, раздался треск, стена рухнула, и они вдвоем вывалились в коридор, задыхаясь от осыпающейся известки и пыли. Шинкарев оказался сверху; он уселся Алине на грудь и с силой ударил кулаком в лицо. Звонкая резкая боль разлетелась от сломавшейся переносицы. Шинкарев, оскалившись, продолжал бить: следующий удар пришелся в глаз, еще один рассек губы. Алина уперлась ногами и резким движением подняла бедра. Шинкарев потерял равновесие, скатился с нее, но тут же вскочил и ударил ногой. Алина откатилась к стене. Он подпрыгнул и, приземлившись сверху, обеими ногами с силой вбил ее в пол. Ребра хрустнули, воздух вырвался из легких с надсадным кашлем. Прыжок вышел неловким, и Шинкарев снова повалился на пол, изрыгая чудовищные ругательства. Алина попыталась лежа ударить его каблуком в пах, но промахнулась. Он поднялся, уперся для устойчивости ладонями в стену и принялся пинать и топтать ее с неистовым остервенением. Алина пыталась сжиматься, прикрываться руками, но яростные удары все равно попадали по почкам, в живот, по уже поломанным ребрам. Внутри пульсировала пронзительная, раздирающая нервы боль. Алина в отчаянии попробовала схватить Шинкарева за ногу, и тут же получила жестокий удар в голову.