– …а… а… а… а…

Алина, поднялась, облизнула и вытерла залитые кровью губы и, пошатываясь, вышла в коридор. Пистолет валялся у стены. Она трудом нагнулась, подняла его, вернулась в комнату и выстрелила. Пуля взлохматила ткань черной куртки, по которой стало медленно расплываться темное сырое пятно.

– …а …а…

Алина, не целясь, выстрел за выстрелом разрядила в лежащего Шинкарева весь магазин. Затвор замер, обнажив ствол.

Все звуки стихли.

Пол вдруг накренился, ушел из-под ног, а стена, резко надвинувшись, ударила в спину. Боль в сломанных ребрах отозвалась во рту металлической горечью. Алина посидела немного и попыталась встать на ноги. Сделать это получилось с трудом. Она подошла к девочке: та все так же неподвижно сидела в углу на матрасе, пряча в коленях лицо.

– Эй, –  тихо позвала Алина. –  Не бойся, все кончилось. Он больше тебя не обидит. Тебя никто не обидит.

Девочка молчала, не шелохнувшись.

– Эй, –  сказала Алина и тронула ее за плечо.

Та вдруг вскинула голову и оскалилась. Алина увидела совершенно белое, покрытое красными прыщами лицо, черные зубы и едва заметные булавочные точки зрачков в водянистых глазах.

– Я сама с ним пошла! –  закричала девочка тонким, визгливым голосом. –  Сама, понятно тебе! Сама!!!

Она выхватила из широкого переднего кармана кофты какие-то бумажки и швырнула ими в Алину. Это были смятые сторублевки.

– Я сама! Сама пошла!!! Сама!

Алина привалилась к стене и закрыла глаза.

Глава 19

Глава 19

Наши тени причудливо изгибались, тянулись по деревянным крашеным стенам и светлому потолку, склонялись друг к другу, дрожали и двигались в красноватых отсветах камина и колеблющихся свечей, как будто жили собственной, таинственной жизнью.

– Какая необычная пара, –  заметил я.

– Ты о нас? –  спросила Машенька.

В жарком сумраке ее тело белое, словно нежнейший фарфор, а полчаса назад оно ярко светилось, как лунное серебро, –  может быть, дело было в особом, пронизанном светом свечей полумраке спальни, а может быть, в том, что несколько раз неузнаваемо искажало ее лицо выражением словно бы восхитительной муки и делало голос низким и хриплым…