В сентябре прошлого года Филипп набрал в Анненбауме полтора десятка местных мужиков, которым пообещал по миллиону рублей за простую задачу: им предстояло вручную выкопать вдоль северо-западной границы Усадьбы траншею глубиной и шириной в два метра. Лопаты он им выдал, а на работу каждый день спозаранку они добирались сами, доезжая на старой «шестерке» и списанной медицинской «буханке» через прибрежную трассу к месту, где начиналась ограда, и дальше ковыляли пешком. Копать приходилось в тяжелом болотистом грунте, пересекать довольно широкие русла ручьев, зимой пробиваться ломами сквозь обледенелую почву, но тем не менее к майским праздникам двухкилометровая траншея была закончена. Все это время Филипп постоянно наблюдал за ходом работ при помощи беспилотников, а раз в месяц навещал копателей лично, привозил водку, хлопал по плечу и произносил воодушевляющие речевки. В мае в ознаменование завершения работы он распорядился расставить мангалы, привезти побольше свинины, удвоить порцию водки, после чего сообщил, что денег не будет, и попросил отнестись к этому с пониманием. Впрочем, была и другая новость: можно было продолжать копать траншею дальше вдоль ограды на юг и, по достижении отметки в следующие два километра, получить уже не по миллиону, а сразу по два. Копатели почесали в затылках, но взялись за дело. Теперь приходилось пробиваться сквозь лес, рубить корни, корчевать пни, да и пешком от северной трассы к месту работы путь был неблизкий. Тем не менее к началу осени еще две тысячи метров были прокопаны. Наступил день расплаты.

– Все это время я тщательно изучал образ поведения рабочего персонала на предприятиях во время кризисов последних десятилетий, –  сообщил Филипп, –  проанализировал информацию, и вместе с моим научным руководителем мы решились вывести эксперимент на новый уровень.

Он улыбнулся и кивнул Вере. Та довольно прищурилась и чуть наклонила голову в ответ.

В первых числах сентября Филипп сообщил, что денег нет и не предвидится, однако желающие могут остаться и копать просто так. В итоге отказались работать только два человека, а прочие продолжили каждый день приезжать и рыть дальше траншею, которая уже тянулась в нескольких сотнях метров от кладбища по ту сторону ограды Усадьбы.

– Работники уже слишком привыкли к этой траншее: называют ее «нашей», создают некое подобие локального фольклора из рассказов о случаях на работе, даже придумывают частушки. У них сложился устойчивый коллектив, который они ценят, а также связанный с копанием траншеи определенный образ жизни и поведения: каждое утро все вместе едут куда-то, где занимаются привычным и понятным делом, не слишком перетруждаются, в обеденный перерыв позволяют себе немного выпить, общаются, а вечером возвращаются обратно домой. Эта публика тяготеет к стабильности и иллюзии устроенности собственной жизни и предпочтет десятилетиями жить в доме с сортиром на улице, нежели приложить усилия и что-нибудь изменить. К тому же в Анненбауме не слишком широкие карьерные перспективы, а продолжение копания траншеи дает надежду на то, что когда-нибудь им все же выплатят обещанные миллионы.