– И что? – с любопытством спросил Прах.
– Так считали, а куда деться!
– А если не получалось до десяти досчитать?
– Резали! Ну а что: давши слово, держись! – захохотал Петька.
Граф поморщился, отложил блокнот в сторону, взял гитару, чуть подкрутил колки и запел приятным, хорошо поставленным голосом:
Эх, не везет мне в смерти, повезет в любви…– О, началось, – недовольно пробурчал Петька, – музыкальный салон, етить его…
Он отвернулся к стене, звучно выпустил газы и через минуту уже храпел.
Ваше благородие, госпожа победа, значит, моя песенка до конца не спета! Перестаньте, черти, клясться на крови… Не везет мне в смерти, повезет в любви, Эх, не везет мне в смерти, повезет в любви…Я вежливо дослушал песню до конца и пригласил Графа пройтись. Увы, но выяснилось, что невозможно бесконечно использовать чувства признательности, взаимного уважения и некоего подобия дружбы, возникшие после дуэли, и что в парадигме ценностей Графа все они уступают понятию пресловутой чести.
– Ты знаешь, что такое присяга? – спросил он меня торжественно и немного печально, когда я попросил его одолжить мне ключи от закрытых дверей, тех самых, которые, между прочим, мне обещал открыть в случае необходимости сам фон Зильбер, да про обещание свое позабыл.
– Тут вообще мало, кто это знает и понимает, – пустился в рассуждения Граф, когда я промолчал. – Ты же и сам видишь, с кем приходится работать: Прах с Резедой – наемники, идут, так сказать, туда, где звон монеты; Петька действительно послужил в спецуре немного, но его выгнали, кажется, года через полтора, и дальше он бандитствовал в основном, а в последние годы до Академии и вовсе работал охранником где-то… Захар служил только на бумаге, был при каком-то тыловом генерале, пока того за воровство не посадили. Остается Скип, но у него с головой непорядок… Ты же слышал про Лизу?