Какие уж тут прогулки.
Но и отказаться от них Вика не могла. В последнее время она чувствовала себя как-то странно: то спала целый день и всю ночь, будто ленивая кошка, и видела странные темные сны, которые не запоминались, но оставляли смутное, щемящее чувство; то, наоборот, ощущала такую силу и бодрость, что хотелось скакать по кухонным шкафчикам и по крышам, хохотать, догонять кого-нибудь, убегать или драться; то вдруг начинала необычайно остро ощущать звуки и запахи, и слышала, как глухой ночью этажом ниже слепой старик, скрипя пружинами продавленного древнего ложа, встает, чтобы выпить воды и выкурить крепкую папиросу.
Прогулки ее успокаивали.
Дома ее встретила уютная и теплая жилая духота, привычные запахи ветхих обоев, пыли, а еще едва заметный аромат парфюмированного пара из вейпов и каких-то курительных благовоний – приметы новейшего времени, с которыми старая квартира мирилась, зная, что в мире есть вечное, а есть сиюминутное, и оно скоро пройдет. Полумрак узкого коридора едва рассеивала желтая лампочка, свисающая на лохматом от пыли шнуре с высокого, невидимого во тьме потолка.
Время приближалось к девяти часам вечера, но Зои еще не было дома: Вика знала, что у сестры на работе неделю назад что-то случилось с начальницей, и теперь ей приходилось постоянно засиживаться там допоздна. Она сняла пальто, стянула ботинки и отправилась мимо закрытых дверей комнат на кухню, где горел свет и слышались голоса.
За широким столом собрались почти все, что случалось довольно-таки редко: тут была полная рыжая Лиля и ее бледная подруга Инга, фотограф – ах, простите, фотографка – Ксюша, которая количеством и разнообразием татуировок запросто могла посоперничать с Зоей, и Альберт, занимавший комнату без окна между уборной и кухней, где жил вместе со своей круглолицей красноволосой спутницей, называвшей себя Харуко и выглядевшей лет на пятнадцать. Сейчас Альберт, с длинными усами, в круглой шапочке на макушке и больших металлических квадратных очках, сидел во главе стола и явно что-то рассказывал собравшимся. Когда Вика вошла, все повернулись, и она подумала, что речь шла о ней. Собственно, так оно и оказалось.
– Привет! – сказала Вика. – Что обсуждаете?
Она в последнее время стала не слишком любить общество и внимание к себе, но старалась вести себя дружелюбно.
– Привет! Слушай, смотри… – начал Альберт.
Вика поморщилась. Не то, чтобы она читала себя какой-то особо душной, но речевая беспомощность собеседников всегда ее раздражала.
– Я хотел бы взять у тебя и твоей сестры интервью, что ты об этом думаешь?