– Я говорю не с тобой, –  с очаровательной улыбкой сообщила ему Машенька, –  а с папой. И еще эти ужасные запахи! Он что-то вечно сжигает в своем камине, и по трубе эта вонь идет ко мне прямо в спальню…

– Я давно ничего не сжигаю! –  выкрикнул Вольдемар.

– В общем, папа, я прошу тебя распорядиться, чтобы с завтрашнего дня Вольдемар освободил свою так называемую лабораторию. Я подумаю, что там устроить.

Она капризно надула губы и вздернула подбородок. Этот образ ей удавался особенно хорошо. За столом стало тихо. Вольдемар, выпучившись, смотрел на сестру.

– Но, видишь ли, душа моя, –  несколько растерянно начал Аристарх Леонидович, –  Вольдемар использует лабораторию не ради прихоти, он работает там над проектом…

– Да? –  прищурилась Машенька. –  И каким же?

– Своей курсовой работой, которой…

– Ах, папа, пустое! Тебе не хуже меня известно, что Вольдемар занимается там чем угодно, только не тем, что хотя бы как-то могло быть связано с учебой. Если это действительно так, что ж, давайте завтра пригласим господина Дунина, чтобы он оценил промежуточные результаты. Ну или кого-то еще. Если же нет, то пусть Вольдемар освобождает помещение. Я настаиваю.

Аристарх Леонидович побледнел и повернулся к сыну.

– Вольдемар, может быть, имеет смысл обсудить варианты…

– Я уже не в том возрасте, чтобы кто-то решал за меня, где и чем мне заниматься! –  прорычал Вольдемар. Черная челка упала на бешено сверкающие глаза.

– Но в том, чтобы ночью не успевать добежать до горшка, –  небрежно заметила Машенька.

Тишина стала звенящей, и через миг ее разорвал грохот и хруст разлетевшегося фарфора: Вольдемар схватил большую двузубую вилку для мяса, сжал в кулаке и со всей силой врезал в середину тарелки. Брызнули шрапнелью осколки; Вольдемар молча ударил вилкой еще и еще, всякий раз все глубже всаживая острые зубья в столешницу сквозь рваные дыры в скатерти, пока наконец не оставил ее торчать и не выскочил из-за стола.

Все ошеломленно молчали. Эльдар присвистнул и переглянулся с Никитой. Тот покрутил у виска пальцем.

– Не знаю, как вам говядина, господа, но треска определенно удалась Римме на славу! –  весело сообщила Машенька.

Вечером мы вышли погулять на террасу: немного постояли, глядя на торжественно-мрачное небо, но довольно быстро продрогли и расстались, по обыкновению условившись вновь встретиться буквально через пару часов. В полночь я поднялся по лестнице за портьерами в Зеркальном зале и негромко постучал в дверь. Обычно почти сразу слышались легкие, стремительные шаги, но сейчас было тихо. Я постучал еще и прислушался. Мне показалось, что я слышу какие-то голоса. Сердце тронуло беспокойство, и я постучал в третий раз, уже настойчивее и громче.