«…предварительно установлено, что причиной массовой бойни в коммуналке на Лиговском, о которой Slash рассказывал неделю назад, стал конфликт двух сестер. Обе любили побуянить: младшая незадолго до этого задерживалась за драку в кафе, а на старшую составили протокол после того, как она в метро залила человеку лицо перцовкой. Малая прогуливала уроки, из-за чего постоянно рамсила со старшей. Та недавно выправила бумажки, чтобы перевести сестру в другую школу ближе к дому и контролировать посещаемость, что, предварительно, и стало триггером для ссоры. В итоге старшенькая психанула, начала драку – у младшей нашли переломы ребер и правого запястья, множественные гематомы, царапины и даже укус – и задушила прогульщицу. Под горячую руку попали соседи, которые, предварительно, пытались разнять сестер. С ними взбесившаяся зумерша расправилась при помощи осколка зеркала, после чего перерезала себе горло на пороге квартиры за минуту до прибытия копов. Всего в резне погибло семь человек, не выжил никто.
«…предварительно установлено, что причиной массовой бойни в коммуналке на Лиговском, о которой Slash рассказывал неделю назад, стал конфликт двух сестер. Обе любили побуянить: младшая незадолго до этого задерживалась за драку в кафе, а на старшую составили протокол после того, как она в метро залила человеку лицо перцовкой. Малая прогуливала уроки, из-за чего постоянно рамсила со старшей. Та недавно выправила бумажки, чтобы перевести сестру в другую школу ближе к дому и контролировать посещаемость, что, предварительно, и стало триггером для ссоры. В итоге старшенькая психанула, начала драку – у младшей нашли переломы ребер и правого запястья, множественные гематомы, царапины и даже укус – и задушила прогульщицу. Под горячую руку попали соседи, которые, предварительно, пытались разнять сестер. С ними взбесившаяся зумерша расправилась при помощи осколка зеркала, после чего перерезала себе горло на пороге квартиры за минуту до прибытия копов. Всего в резне погибло семь человек, не выжил никто.
Между нами, девочками».
Между нами, девочками».
– Какой на редкость омерзительный стиль, – слабым голосом проговорила Машенька. – Это гадко – так писать о трагедии.
Ее прекрасное лицо было таким бледным, что напоминало правильное фарфоровое личико старинной куклы и сливалось со стерильной белизной постельного белья; густые русые волосы в беспорядке разметались по подушкам, в почти незаметную вену на одной изящнейшей тонкой руке был вставлен катетер капельницы, на плече другой толстая повязка прикрывала глубокую рваную рану. На покрытой ссадинами коже тоненькой шеи грубо чернели округлые синяки. Машенька выглядела изнуренной; она лежала на высокой кровати в большой, как дворцовый зал, палате той же больницы и на том самом этаже, где совсем недавно приходила в себя после жестокой схватки Алина. Пронизанный нежным светом раннего осеннего утра прозрачный воздух пах чистотой и лекарствами. В успокаивающей тишине едва слышно тикали часы на стене.