* * *

Я понимал, почему остался жив: ружейная пуля по счастливой случайности лишь скользнула по черепу, разорвав кожу и на несколько минут оглушив. Чего я не в состоянии был понять, так это того, как моя старая знакомая, которая, насколько мне было известно, работала судебно-медицинским экспертом, а не служила в спецназе, ухитрилась управиться с дробовиком быстрее, чем я с пистолетом? Это казалось более невероятным, чем ее внезапное появление здесь.

– Ты размяк, словно булочка, –  сказал я себе, пытаясь подняться. –  Мягкое легче съесть.

Дым разъедал глаза, и дышать становилось труднее. Я добрался до спальни: разумеется, Машеньки там уже не было. Это не удивило меня, как не огорчило и то, что она оставила меня в башне объятой пожаром Усадьбы; все было правильно, как и должно: рыцарь умирает, дева остается жить, но вот только я пока еще не покинул земную юдоль, а значит, должен следовать за своей госпожой. Из раскрытого люка в стене торчал металлический длинный рычаг. Я посмотрел на часы: Граф с мальчиками должны были уйти по подземному ходу пятнадцать минут назад, и оставалось лишь надеяться, что они успеют выбраться до тех пор, пока безжалостные механизмы не обрушат на них разрушительные потоки воды.

Не могло быть и речи, чтобы выйти наружу через Усадьбу, превратившуюся в огромную топку, полную жара и дыма. Я кое-как вылез из окна Зеркального зала на длинный балкон над Верхней террасой и огляделся.

По темной пустоши метались зловещие сполохи пламени, в огненных отсветах с темного неба ниспадали потоки дождя и мокрого снега. Правее, там, где к кладбищу уходила памятная тропинка, черноту леса прорезала длинная и прямая рана, протянувшаяся до середины пустоши и заканчивавшаяся угловатой бронированной тушей армейского танка, протащившегося сюда сквозь заросли и болота. Его башня была повернута, длинный ствол пушки указывал на Нижнюю террасу: там на месте одного сфинкса остались лишь осколки и куски постамента, у другого отсутствовала голова –  результат обстрела позиций, которые оборонял бедняга Архип.

Позади меня дым валил из окон. Я примерился, перешагнул через перила и прыгнул вниз. Сильный удар о каменные плиты отозвался болью в контуженной голове, но я погасил его кувырком и поднялся на ноги. Стрельбы не было слышно; пропали как будто все вообще звуки, кроме ровного гула пламени, пожирающего Усадьбу. Я спустился на Нижнюю террасу, а с нее на дорожку, по которой совсем недавно ночами бродили караульные фирсы. Идти стало трудно: прыжок все же отдавался болью в колене. Я старался держаться поближе к стенам; судя по всему, люди лорда-адмирала не стали предпринимать нового штурма, но ожидали неподалеку, когда пламя и удушливый чад сделают за них всю работу. Я прошел мимо Восточного крыла –  его окна были темны, стекла во многих разбиты –  и доковылял до конюшни. Ворота стояли открытыми настежь. Рядом с ними сидел Архип. Кровь из раны на животе растеклась под ним широким пятном и впиталась в песок. Когда я подошел, он поднял голову; лицо было белым, как седина спутанной шевелюры.