– Брось ружье, –  произнес позади нее голос, от которого перехватило дыхание.

Совсем недавно она готова была отдать что угодно за эту встречу. Сейчас никакая цена не казалась высокой, только бы встреча эта не состоялась.

Алина медленно повернулась. Его лицо было покрыто мелкими ранами от порезов и пятнами копоти, волосы отросли едва не до плеч, щетина превратилась в бороду, но глаза были теми же, серыми, холодными и бесстрастными, совсем как в тот день, когда он выставил ее из своей квартиры, чтобы потом бесследно исчезнуть –  как думала она, навсегда. В руке он держал пистолет, ствол которого был направлен ей в грудь.

– Машенька, это Алина, –  проговорил Гронский, не сводя с нее взгляда. –  Она периодически преследует и убивает моих женщин.

– Только тех, кто не вполне человек, –  ответила Алина.

– Мы уходим, –  сказал Гронский. –  Граф с воспитанниками уже ждет нас в подземелье у крипты, и…

Машенька с воплем подскочила на кресле. Крик был таким, как будто в нее воткнули разом десяток ножей.

– Что ты наделал! Я же запретила тебе! Что ты наделал!!!

По лицу Гронского промелькнуло что-то, похожее на растерянность. Алина, внимательно наблюдая и не выпуская ружье из рук, чуть сместилась в сторону. Машенька заметалась по спальне, схватилась за раму большого портрета с изображением девочки в белом платье, стоящего у стены на полу, и опрокинула его. За портретом в стене обнаружилась металлическая, медного цвета дверца с большим цилиндром из нескольких цифровых дисков, укрепленных посередине. Крича от отчаяния, Машенька принялась крутить их, набирая шифр замка.

– Что ты наделал! Я же просила тебя! Я просила!

Дверца открылась. За ней в небольшом углублении оказался рычаг с похожей на петлю рукояткой. Машенька схватилась за нее, с силой потянула на себя и повернула. Что-то звонко щелкнуло и как будто бы отозвалось металлическим эхом, прокатившимся среди отдаленного гула пламени и звуков бушующего пожара.

– Полчаса! –  вскричала Машенька. –  Гидравлическая система наполнится только через полчаса, и за это время…

Момент казался благоприятным. Алина отступила на шаг, одновременно поднимая ружье, но в тот же миг боковым зрением увидела, как Гронский вскинул свой пистолет. Не было времени ни думать, ни взвешивать, ни вспоминать, ни колебаться, и Алина, резко развернувшись, навела дробовик и выстрелила за мгновение до того, как это мог сделать Гронский. Выстрел из ружья двенадцатого калибра с расстояния в пять шагов отбросил его за дверь, он рухнул спиной на ступени лестницы и скатился вниз. Алина замерла на мгновение, и тут же почувствовала такой сильный рывок за ружье, что едва удержала его в руках. Машенька, налетев с боку, схватилась за ствол дробовика и пыталась вырвать его у Алины, которая инстинктивно тянула ружье к себе. Они закружились по спальне, и вдруг Машенька, крутанувшись из всех сил, выпустила ствол из рук. Алина в последний миг поняла, что происходит, но было поздно: потеряв равновесие, сжимая ружье в руках, она врезалась спиной в окно, высадила стекло и полетела из окна башни на плоскую крышу портика над Восточным крылом, навстречу страшному удару и тьме…