* * *

– У меня один вопрос, –  сказала Алина, передернув затвор. –  Как ты узнала, что я знакома с твоим ухажером, к которому через своего человека запретила мне приближаться?

– Ты не удивилась истории про волка-оборотня, –  ответила Машенька. –  И что теперь? Застрелишь меня?

Отовсюду медленно наползал дым, окутывая сидящую на деревянном троне Деву полупрозрачной мистической завесой, и завивался у ее ног, словно клубок змей, явившихся послужить своей госпоже. Сквозь едкую дымную пелену глаза Девы светились, как расплавленное серебро. Вдруг прокатился еще один взрыв, сильнее и ближе прежних; дым взвился, заколыхались белесые покрывала на балдахине.

– Такой был план.

– Зачем? Неужели из чувства мести?

– Это ничем не хуже, чем убивать ради веры в то, что создаешь сверхчеловека, получив вместо него мутировавшую психопатку.

Машенька расхохоталась.

– Ты говоришь, как неудачница! Я подозревала, что ты заявишься, несмотря на мои просьбы и предупреждения, но все же надеялась обойтись без окончательного разочарования в человечестве. Пока не знаешь, ради чего живешь, не сможешь ответить и на вопрос, зачем убиваешь. В тебе определенно есть скрытая сила, но в том, что ты делаешь, нет никакого высшего смысла.

– Но я держу тебя на прицеле.

– Думаешь, что сможешь меня застрелить?

Сияние серебряных глаз стало ярче, и Алина увидела, как очертания девичьей фигуры на троне стали неуловимо меняться. Вначале она подумала, что это дымный морок, мираж, но преображение продолжалось, телесное, зримое, и в нем содержалось столько животной, витальной силы, что Алина невольно попятилась. Силуэт вытянулся, плечи расширились, руки и ноги обвили мощные гибкие мышцы, плотно охваченные белой тканью платья, которое, казалось, следовало изменениям, будто стало частью того странного существа, которое ныне представало перед Алиной, но особенно изменилось лицо: выдвинувшиеся скулы придали ему очертания звериной морды, глаза сузились, рот раскрылся, как пасть, обнажая выдающиеся клыки, еще миг –  и напротив Алины, возвышаясь над нею почти на две головы, предстала хищница-сфинга во всем своем грозном великолепии.

– Неплохо, –  проговорила Алина. –  Но я видала и пострашнее.

Она вскинула ружье, и в этот момент сфинга прыгнула. Грянул выстрел; пуля пролетела мимо, отрикошетила от каминной полки и ушла в потолок, но и сфинга неожиданно для себя промахнулась. Этого не могло быть, прыжок был идеально точно рассчитан, но скрюченные пальцы на лапах вместо горла противницы схватились за пустоту, а сама она налетела на стену и упала, пребольно ударившись боком. Сфинга зашипела от злости, вскочила и прыгнула снова. Алина не успела дослать в ствол новый патрон и, перехватив дробовик на ствол, врезала им, как бейсбольной битой, с невероятной силой и точностью. Сфинге лишь в последний момент удалось подставить под удар приклада лапу, чтобы защитить голову, и она взвизгнула от пронзительной боли в предплечье. Происходящее было решительно невозможным. Она попятилась к трону; Алина мгновенно перезарядила ружье, быстро прицелилась и ошеломленно застыла. На кресле сжалась дрожащим комочком Машенька; тоненькие плечи тряслись не то от страха, не то от рыданий, она в ужасе прикрывала лицо руками и поджимала босые ножки, путающиеся в длинном подоле белого платья. Это было так неожиданно, что Алина опустила оружие, но уже в следующий миг поняла причину внезапной метаморфозы.