объяснена априорная значимость категории в отношении всех предметов наших чувств и, следовательно, только тогда будет полностью достигнута цель дедукции.

Однако от одного обстоятельства я не мог все же отвлечься в вышеприведенном

доказательстве, а именно от того, что многообразное для созерцания должно быть дано еще

до синтеза рассудка и независимо от этого синтеза; но как-это остается здесь

неопределенным. В самом деле, если бы я мыслил себе рассудок, который сам созерцал бы

(как, например, божественный рассудок, который не представлял бы данные предметы, а

давал бы или производил бы их своими представлениями), то категории в отношении такого

знания не имели бы никакого значения. Они суть лишь правила для такого рассудка, вся

способное гь которого состоит в мышлении, т. е. в действии, которым синтез

многообразного, данного ему в созерцании со стороны, приводит к единству апперцепции, так что этот рассудок сам по себе ничего не познает, а только связывает и располагает

материал для познания, а именно созерцание, которое должно быть дано ему через объект.

Что же касается особенностей нашего рассудка, а именно того, что он a priori осуществляет

единство апперцепции только посредством категорий и только при помощи таких-то видов

и такого-то числа их, то для этого обстоятельства нельзя указать никаких других оснований, так же как нельзя обосновать, почему мы имеем именно такие-то, а не иные функции

суждения или почему время и пространство суть единственные формы возможного для нас

созерцания.

22. Категория не имеет никакого иного применения для познания вещей, кроме

применения к предметам опыта