Канцлер покорно наклонился, позволив императору обхватить себя слабыми, трясущимися руками. В нос ударил прелый запах, и канцлер сморщился. Словно вляпался в полужидкое тесто.
Он бы охотно избежал этой процедуры, но Чеболдай искренне ему симпатизировал и любил это выказывать. То предлагал кусочек со своего блюда, то приглашал посмотреть с ним какое-нибудь представление, то просто обнимал, как вот сейчас.
У канцлера это вызывало брезгливую жалость. У остальных придворных тоже. Когда первый вельможа Грандпайра покидал залу, то услышал за спиной шепотки. Дворяне с насмешкой смотрели на портреты четырех красавиц, на возлежащего грудой жира императора...
- ...не знаю, кто станет его невестой, но я ей сильно сочувствую... – донеслось до канцлера чуть слышное.
- ...вы только представьте этих красавиц с нашим боровом!..
- ...ужас!..
Этот пир был последним перед переездом в летнюю резиденцию. Большую часть года император проживал в столице, изображая управление страной, но летом, когда Грандтаун обволакивало удушающей жарой, он переезжал на север, в Кобринскую дубраву.
В древности там жили последние кобрины Грандпайра, а сейчас раскинулся императорский заповедник. Почти десять тысяч пашен девственных лесов, где потомки Чеболдая Первого и предки Чеболдая Второго охотились на непуганую дичь, рыбачили в хрустальной чистоты озерах и просто наслаждались дикой природой.
Чтобы перевезти императора со всем его двором, приготовили целый поезд. Дедушка Чеболдая Второго еще ездил по старинке, великим обозом с големами и бегемотами, но уже батюшка – на гремлинском поезде. Это ведь именно он заключил договор с Вапорарией и повелел построить в Грандпайре железные пути для быстрых путешествий.
Императорский вагон размещался в самой середке. Между вагоном-поварней и вагоном с туалетными принадлежностями. Дальше шли вагоны для слуг, вагоны для носильщиков и вагоны для актеров. В самом начале состава ехал канцлер.