— Рисковый ты, Парька, — сказал ему старик Лекреат, когда собрался уходить с родней за реку. — Сорвиголова. Пошли с нами-то.

— Меня будут искать, — отказался Парька. — И когда меня найдут — лучше, чтоб только меня.

— Ну прощай тогда. И ты это, знай — я тебя бесконечно уважаю. Мы все. В хате моей что осталось — бери, коли нужно.

Закончилась весна, наступило лето. Смерть графа все еще не обнаружили, хотя вампиров на счету Парьки перевалило за сотню. Деревни близ замка полностью опустели, и теперь он с почти чистой совестью говорил гостям, что в округе свирепствует мор.

Постепенно он все больше наглел. Ему уже не хотелось тратить время на обихаживание кровососов. Когда вампир являлся один и не из могучих, Парька просто усаживал его за стол, говорил, что граф сейчас присоединится… и перерезал горло кинжалом.

На старых и опытных вампиров он так не покушался. Умел отличать. Этих он по-прежнему не трогал, пока крепко не уснут.

Хотя и молодые иногда чувствовали опасность. Один раз Парька едва не погиб. Сказал, что сейчас приведет графа, как делал уже несколько раз… и вампир вдруг переместился к нему. Обратился в туман, проявился прямо перед Парькой… и схватил за руку.

— Я чувствую ложь, — прошипел он. — Что у тебя на поясе?! Нож?!

Он откинул полу кафтана — и уставился на серебряный кинжал. Хватка усилилась… сейчас сломает запястье!..

— Ага, нож, — сказал Парька, ударяя второй рукой.

На той был браслет. Сам медный, а внутри длинный серебряный шип. Парька выкинул его одним движением, ударил точно в ухо — и вампир упал мертвым.

Серебро — самое лучшее. Осиновый кол еще попробуй воткни. Да и не убивает он полностью, все равно потом сжигать придется. А серебра хватает самого по себе. Даже самой малости хватает, лишь бы ударить удачно.

А ударить удачно Парька всегда умел.

Хорошо, что других гостей в эту ночь не случилось. Вообще, с приходом лета они стали являться реже. Вампиры предпочитают долгие ночи, так что путешествуют больше зимой.

Возможно, Парьке стоило уйти тем же утром. Но он стал слишком дерзким, начал играть со смертью. Слишком привык к мысли, что каждый прожитый им день — это день, украденный у роковой судьбы. Что он все равно обречен.

Вампиры все равно его казнят, так какая разница, обвинят ли его в убийстве одного вампира или сотни… тысячи!.. миллиона!..

Не, занесло что-то. Их столько во всей Империи Крови нет.

А спустя еще пол-луны к воротам замка подъехала карета-гроб. С козел спрыгнул огромный прислужник с серой кожей — и Парька поморщился. Он не любил убивать прислужников. Увы, обойтись без этого не удавалось — те яростно защищали своих хозяев.