Светлый фон

— Лежи, нетерпеливое сердце, погоди немного. Вот глаза раскроешь — встанешь.

В нос ударил острый запах пряных трав, и Мара закашлялась, отворачиваясь и жмурясь: уж больно чужим был аромат. В ее лесной хижине пахло совсем не так…

Вспышками пронеслись картинки перед глазами, и память вернулась к ней, словно только и ждала, когда ведьма ухватится хоть за одну ниточку. А когда Мара потянула за нее, запутанный узел тут же распался, и женщина вспомнила свой дом, светлый и тихий, вспомнила лес, скованный первыми морозами — но бесконечно красивый, родной и дышащий. Вспомнила путь, серебряные глаза Ялуши и тайный лаз, Прибережек, сотканный из соли, вспомнила темных духов с сотней лиц — и невероятный жар в груди, раскаленным солнцем вырывающийся наружу и расщепляющий темноту. Вспомнила Даэн.

Она открыла глаза, щурясь на тусклый свет, и вскоре пелена обрела очертания и контуры. Под потолком мигали факелы, разгоняя темноту по дальним углам, на стенах сохли пучки трав и едва заметно покачивались связки птичьих перьев. Отблески огня танцевали на пузатых цветных колбах, где старая ведьма — Мара помнила и ее — хранила то ли время, то ли воспоминания, то ли бог весть что. И сама она сидела рядом, сухая, сморщенная, больше похожая на ветхий пергаментный лист, что вот-вот рассыплется в мелкую крошку — легче пуха и пепла, и ветер унесет ее прочь. Невидящие глаза старой эльфийки, белые, как молоко, смотрели сквозь Мару, но та почему-то знала, что ведьма глядит прямо ей в сердце.

— Не слушаешь ты меня, сестрица. Говорила же тебе: лежи, глаз не раскрывай, отдохни…

Мара осторожно села, борясь с головокружением. Слабость не желала сходить, перебравшись на плечи и накрыв ее тяжелым плащом, но ведьма упрямо разогнулась, чувствуя, как ее немного кренит в сторону.

— Сколько же можно мне отдыхать, матушка Мэгавар? Давно я в твоем доме?

— Пятый день пошел, — проскрежетала старуха, даже не шевельнувшись. Мара ощутила, как внутри что-то предупреждающе кольнуло — так всегда бывало, когда за словами собеседника таилось тяжелое чувство.

— Тогда куда же мне еще лежать? — она спустила ноги вниз, нашаривая босыми ступнями холодный каменный пол, — Сама знаешь, матушка Мэгавар: нет у меня времени на то. Отдохнула я вдоволь, — Мара легко обратилась всей собой к крохотной огненной песчинке-искорке, и та тут же отозвалась, разгораясь ярче. Ведьма ослабила прикосновение, памятуя о том, как энергия разорвала ее оболочку, и взглянула на Слепую Мэг, — Что со мной было, Знающая?

— Тебя принесла наша Аллэивар. Оставила тебя да сказала мне — мол, помоги ей, праматушка, она вон какая, видишь? Тени глядят на тебя и говорят мне: дело плохо, умрет сейчас девчонка. А я их попросила тебя вылечить — вот они и управились.