Мир вокруг не менялся — все те же белые склоны, серые острые камни и низины, запорошенные снегом. Пару раз Меред видела тонкие тропки следов, стекающие по горам куда-то вниз и прячущиеся меж скал. Наверное, эльфы других городов. Или даже из Лореотта. Мысли путались, словно золотистые прядки волос Атеа, и если сначала Меред пыталась бережно распутать непонятный ворох образов и обрывков воспоминаний, то теперь лишь отстраненно отмечала их, не задерживаясь подолгу на каком-либо. Ей не хотелось ничего — и одновременно хотелось совершенно иного. Быть не здесь. Быть в других руках — а лучше держать самой, накрепко, чтобы она не боялась ничего. Смотреть на нее всю жизнь и ощущать ее тепло рядом столько, сколько боги им отмеряли. Но тысячи преград высились перед ней древними бастионами, которые взять не смогло бы ни одно войско. А уж одна Меред — и подавно.

— Что ты так замерла, пташка? Будто воробушек в когтях у кошки, — хриплый полушепот Аллэи, звериный и хищный, грубо выдернул ее из размышлений. Девушка еще больше напряглась, не поворачиваясь к эльфийке — знала: стоит обернуться, и взгляд одноглазой женщины прожжет ее насквозь, словно кровь земли.

— Я — не воробушек, Ищущая, — бросила она, даже не пытаясь перекричать гудящий в ушах ветер. Впрочем, Аллэи услышала ее. Хватка эльфийки стала еще сильнее, и поясницей Меред ощутила ее бедра.

— А кто же ты, а, стриженная?

Меред не выдержала. Подавшись вперед, она резко обернулась к Ищущей, ухмыляющейся словно бес. Улыбка сползла с лица эльфийки так, словно ее и не было, и Птица, глядя прямо на нее, отчеканила:

— Не та, с кем ты будешь так вести себя. Ищущая.

Наверное, что-то было в ее голосе или взгляде — но лицо Аллэивар вдруг окаменело, и рука на поясе Меред замерла. Она склонила голову, разглядывая Меред единственным глазом, а девушка вновь отвернулась, поднимая плечи и сутулясь. До самого привала эльфийка больше не пыталась провоцировать ее, ровно сидя позади и обнимая Птицу настолько, насколько требовала ее безопасность.

Ноги после долгой скачки затекли, а бедра болели так, словно она весь день приседала да отрабатывала связки шагов учебного Танца. Атеа, буквально сползшая с химеры, поковыляла к ней, как только они остановились, и на лице Лебедя читалась ненависть ко всему миру. Как только девушка приблизилась к Меред, на ту сразу же обрушился поток возмущений:

— Богиня, какого беса?!..

— Определись, — устало бросила Меред, медленно нагибаясь вперед и дотягиваясь кончиками пальцев до колючего холодного снега.

— Что? — Атеа непонимающе воззрилась на нее.