— Я попросила, чтоб в комнату втащили бадью да воды нагрели. Смыть бы все с себя поскорее.

Мара благосклонно кивнула, ощущая, как тело медленно отогревается и наконец расслабляется. Холод не страшил ее и не тревожил, но теплый очаг был как нельзя кстати. Вскоре веснушчатая девчушка — дочь хозяина, по всей видимости, — приволокла две миски с горячим супом, золотисто-рыжую краюху хлеба и тарелку с печеной картошкой, и обе женщины с наслаждением набросились на пищу. В пути особо не наешься, и все это время Мара ощущала легкое чувство голода — не особо досаждающее, впрочем. А сейчас по телу разливалось приятное сонливое тепло, и ведьме вдруг подумалось, что ей хочется спать — так, как спят люди: крепко, сладко, тесно прижимаясь друг к другу и ворча, когда кто-то ворочается под боком. Даэн, медленно потягивающая вино из глубокого кубка, окинула ее взглядом и плавно поднялась со стула.

— Пойдем-ка, Мара. У тебя усталый взгляд — а завтра нам снова в путь.

Мара кивнула, ощущая себя непривычно слабой и теплой. Вот уж как ты шутишь, Бессмертный… Я не просила о том, а ты все же даешь и мне попробовать того человеческого счастья — просто быть. Даэн мягко взяла ее под руку, увлекая по лестнице наверх, и провожала их веселая песня бродячего музыканта, которой вторили голоса, свист, смех — и что-то еще, что-то неназванное, но удивительно светлое и доброе.

Горячая вода ласковым потоком смывала усталость, но вместе с тем ведьма ощущала, как последние физические силы медленно покидают ее. Теплые заботливые руки Даэн осторожно распутывали ее волосы, вымывая из них холод и принося невесомую нежность прикосновений. Мара попыталась было самостоятельно подняться из бадьи, но сон наваливался на нее тяжелым громадным котом, урчащим и не позволяющим даже встать на ноги. Коршун, заметив это, тихо рассмеялась и, обернув безвольную женщину полотенцем, бережно подняла ту на руки и понесла на постель. Мара ощущала, как Даэн стирает с ее кожи капли воды, слышала ее тихий шепот, но слов разобрать не могла — да и не знала, нужно ли было. Ей казалось, что все она на самом деле знает.

На плече Даэн было уютно, удивительно хорошо и так… Совсем сонная, Мара почувствовала, как женщина забирается в постель, теплая и пахнущая чистотой, и осторожно обнимает ее, прижимая к себе. Ведьма устроилась у нее на плече, утыкаясь носом куда-то в шею, на которой осталось несколько капелек воды, и едва коснулась губами мягкой кожи. Мир отступал, уходил куда-то, размывался туманом — осталось лишь теплое одеяло сна, под которым ее так крепко держали исполосованные шрамами сильные, но нежные руки, и в последний миг перед тем, как заснуть, Мара подумала, что человек, засыпающий в руках истинно любимого человека, благословлен всеми богами мира. Благодарю тебя, Бессмертный. За этот краткий миг — бесконечно тебя благодарю. А потом веки ее смежились, и Мара погрузилась в сон без снов, крепкий и спокойный, в котором была лишь теплая темнота да тихий голос Даэн, мурлыкающей незнакомую Маре песенку на неведомом языке. И ныне ничего больше не нужно было.