Некоторое время смысл слов ведьмы доходил до Даэн, а затем она недоверчиво воззрилась на женщину:

— Сейчас оно сломлено — и что? Так ли должно быть?

— Оно не сломлено — оно остановлено. Мне кажется, что… я не знаю, Даэн. В самом деле не знаю. Только иногда мне снится, что звезды падают с его спиц дождем, просыпаются все сильнее, а затем и вовсе разлетаются, и становятся свободными, и в каждой из них — жизнь, и жизнь — в каждом из нас, словно в тех звездах… И смерти, забытия и завершения пути больше нет. Больше нет совсем. Времена года все так же сменяются, но духи не засыпают, а смертные — не умирают. Колеса нет — и нет больше его законов, по которым мы должны, подобно духам, засыпать, оставляя тело, и возвращаться вновь в новой форме, проживая такую короткую, быстротечную жизнь.

Она замолкла, обдумывая каждое свое слово, прислушиваясь к тому, что сорвалось с ее собственных губ. Где-то там лежала правда, живая истина, и Мара все пыталась отыскать ее, перебирая мысли и ощущения цветными камешками в горсти, чтоб отыскать один-единственный. Где-то там, среди них — нужно было лишь найти его.

Мягкое прикосновение к руке вывело ее из этого прозрачного оцепенения, и ведьма вскинула глаза на Даэн. Птица, наклонившись к ней поближе, смотрела на нее, и пальцы легко касались ведьминой ладони, почти невесомо. Женщина некоторое время не двигалась и ничего не говорила, а затем серьезно проговорила.

— Я не совсем понимаю, что именно ты ощущаешь, что ты имеешь в виду, чего ты хочешь. Только ты знай одно: я пойду за тобой. И помогу тебе всем, чем смогу. Каким бы ни был твой путь, Мара. Все, что нужно сделать, будет сделано, я обещаю тебе.

— Как и я тебе, — просто ответила Мара, теснее прижимая руку к теплой ладони тавранки. Еще несколько мгновений они глядели друг другу в глаза, а потом расцепили руки, и вновь тишина воцарилась над миром.

Заснеженная пустошь тянулась перед глазами белым полотном, на котором неведомые мастерицы вышили узоры лесов, замерзших рек и городов. За спиной на высоком небе виднелись серые волны туч, вздыбивших мягкую шерсть — видать, недолго солнышко будет радовать землю своим ласковым взглядом. Впрочем, даже за такие крохи Мара была благодарна Бессмертному — все же сумел, выборол, подарил своим детям маленькую короткую сказку. Не проси большего, ведьма — он итак дает каждому все, что может отдать. Куда уж больше?

Ближе к вечеру небесный простор затянулся легкими белоснежными перьями облаков, в свете заходящего солнца ставших розовыми, пурпурными, золотыми, рыжими. Мара так давно не видела ярких красок, что сейчас ощущала в сердце сладкую-сладкую тоску по теплым летним дням, наполненным хмелем и горячим запахом хвои и земляники, по осенним вечерам, когда листья начинают желтеть, когда вода в озерах и реках становится синей-синей, словно драгоценные эльфийские каменья. Длинные зимние ночи, мерцающие звездами, пахнущие морозом и дымом из печной трубы, тоже были дороги ее сердцу — однако сейчас, как никогда, хотелось жизни. Такой, чтоб взахлеб, чтоб допьяна, чтоб лететь, подобно птице, падая все выше в июльское черное небо.