— Тебя, небось, тоже запугивают, — пробормотала Аллэи. Ива ничего не ответила ей, а потому эльфийка спросила, — Сколько тебе зим-то?

— Нынешняя — двадцать первая. Я по крови тавранка, мне жить долго, если боги позволят…

Если ты здесь останешься среди этих бесноватых, то отвернутся от тебя твои боги, девочка. Аллэи потерла подбородок, задумчиво глядя куда-то сквозь Иву. Та не шевелилась — казалось, даже не дышала, и эльфийка с трудом удержалась от того, чтоб тронуть ее за плечо.

— Ты хочешь того, что Ревенка вам бает? Хочешь стать такой, как они? — вопрос прозвучал как-то жестко, однако Аллэи дела не было до того. Девочка напротив нее вздрогнула, совсем затихнув, а затем быстро мотнула головой, будто боялась, что стены могут увидеть ее жест и все рассказать тем, кого ей приходилось звать сестрами, — Тогда помоги мне. Помоги мне сбежать отсюда — и идем вместе со мной, — Аллэивар инстинктивно понизила голос, придвигаясь поближе к Иве, — Тебе нельзя оставаться здесь. Ты слишком чистая, слишком молодая для того, чтоб погрузиться в эту ложь. Помоги мне — а я помогу тебе.

Ей показалось, что Ива дрожит, словно осиновый листочек на ветру. Аллэи наклонилась к ней еще ближе, не сводя взгляда с лица девочки, и аккуратно коснулась ее плеча.

— Тебе здесь не место, дитя. И ты это знаешь, я же вижу.

Ива дернулась, вскочила на ноги. Аллэивар не видела выражения ее лица, но чувствовала: взгляд девочки метался от угла до угла, будто она искала что-то, ведомое лишь ей одной.

— Я приду еще… Обязательно приду, — сбивчиво шепнула она, а затем быстрой тенью скользнула прямиком к двери, спешно открывая ее — при этом Аллэи заметила, как на короткий миг вспыхнуло и сверкнуло на кончиках ее пальцев. Дверь отворилась, и Ива исчезла в темноте — только скрежет замка остался Аллэи да эхо ее удаляющихся, быстрых шагов.

Потом был беспокойный сон в зяблой темноте подземелья. Аллэи ворочалась в своем ворохе листьев, пахнущих старостью и тленом, и все никак не могла провалиться в пустоту и вздремнуть. Она то засыпала, погружаясь в рваную череду видений, то просыпалась, дрожа от влажного холода, забравшегося в самую сердцевину ее костей, и чувствовала себя абсолютно вымотанной и ослабшей. Чтоб хоть как-то согреться, женщина расхаживала по своей камере, отрабатывала удары рукопашного боя, вновь пыталась выбить дверь — однако усталость брала свое, и вскоре Аллэи буквально сползла наземь, привалившись спиной к двери и тяжело дыша. В груди болело и чесалось, да и голова была тяжелой, словно в череп камней набили, а это означало, что со дня на день начнется лихорадка. Оставалось лишь молиться о том, чтоб Ива согласилась помочь ей.