Атеа, что-то обдумывающая в это время, чуть сощурилась, глядя на ведьму:

— Получается, что все нынешние эльфы Бар-эс-Тиллада — потомки тех, о ком ты рассказывала? Откуда они родом? Где их дом?

— Знающие думают так, — эльфийка чуть повернула к ним голову — ровно настолько, чтоб они могли видеть ее губы, изогнувшиеся в горькой улыбке, — А где наша родная земля — не знает никто. «За морями, за океанами, за высоким небом, за звездными вратами…», — она вновь вздохнула — почти незаметно, — Память наша разбилась на осколки, как тот самый цветок. Горе тому народу, который забыл свою историю; горе тем, кто не помнит своей земли и звука своей речи. Мы отреклись от вечности, рассорились меж собой, изменили свой язык… Морские наши братья ушли в пучины вместе со своими городами и ныне спят там. С другими нас связывают долгие войны и взаимная ненависть, хотя раньше мы были повязаны кровью наших предков. Все забылось, и теперь эта история кажется всем нам легендой, волшебной сказкой, что на самом деле не про нас. Все мы знаем ее, впитываем с материнским молоком каждый образ и каждое слово тех песен, что еще остались нам от той земли — но и их постепенно забудут. Если уже не забыли. Останутся лишь сказки. Не драгоценные камни, а всего-навсего стекло.

— Тем не менее, вы свободно общаетесь с нами, — как бы невзначай заметила Атеа, — В Лореотте вы говорите на общем языке, и чистый эльфийский я слышала от силы пару раз. О каком изменении тогда может идти речь, госпожа Знающая?

Меред в который раз восхитилась тем, как умело Атеа выхватывает из разговора тонкие ниточки, на которые другие и внимания бы не обратили. Лебедь всегда подмечала какие-то незначительные, на первый взгляд, моменты и расставляла ловушки именно там, где надо. Правда, сейчас Меред не совсем понимала, что на самом деле движет ею — недоверие к Тэарге и ее словам или же простое любопытство и стремление отыскать истину.

— Ваша культура удивительна, — ответила Тэарга, буквально соскальзывая с подоконника и выпрямляясь. Складки ее одежды колыхнулись так, словно она двигалась в воде, и отяжелевшая ткань напиталась влагой, — Она поглощает все, что хоть на миг коснулось ее. Мы не могли жить в изоляции — нам пришлось налаживать диалог со смертными, и ваш быт медленно врос в нас. На наших землях раньше не было границ — вы же их строили; пришлось и нам закрываться от вас, чтобы сосуществовать с вами. Вы создавали систему, и мы, как ее часть, не могли обособиться от нее. На нас влияло все: ваша речь, которую нам пришлось изучать, чтобы торговать с вами; особенности ваших ремесел, которые нам пришлось осваивать; ваш взгляд на мир и на явления в нем. Мы отдавали вам свои знания и умения, и вы охотно принимали их, в скором времени забывая об этом. Впрочем, это естественно — любое знание устаревает, ибо информация — это река, и мир — та же река. Знание не статично. Вы не могли зациклиться на том, что эльфы отдали вам. Здесь нет вины смертных — таковы законы жизни.