— Еще бы вы попробовали приписать нам вину за свои глупости, — фыркнула Атеа, скрещивая руки на груди, — Не надо было вашим прабабкам искать лучшей судьбы. Тогда и проблем бы никаких не возникало!

— Полотно плетет себя само, — отозвалась Тэаргавар, и Меред вскинула на нее глаза: от ведьмы веяло спокойствием и миром. Слова Атеа никак ее не задели, — Как ему хочется, так и плетет. Оно повело нить так, и никто бы не сумел этому воспротивиться. Боги много взяли с нас, запросив непомерно дорогую цену — однако и дали нам не мало. Смертным дарована жизнь со всеми ее красками, оттенками, радостями и печалями. Бессмертные застывают во времени и медленно каменеют, пока все их чувства не обращаются пеплом у их же ног, — эльфийка отвернулась от них, вытягивая руку на свет и оглядывая ее, — Я благодарна за этот дар и за это тело, которому дарован страх смерти. Я боюсь не успеть… не успеть очень многого — а значит, у меня есть смысл идти вперед и бороться, сражаясь за каждую крупицу времени. Значит, мне нельзя останавливаться и становиться камнем.

Последнее она вымолвила очень тихо, и Меред почудилось, что за ее словами что-то прячется, что говорит она о чем-то, что было им невдомек. Ведьма стояла к ним спиной, недвижимая и тихая, словно статуя, а где-то внизу пела свирель, и ныне это казалось лишним. Атеа вновь подала голос — на этот раз ни нотки ехидства в нем не было.

— Ты же говорила, что вы заплатили бессмертием за это… Я так поняла, что ты бы хотела вернуть себе вечную жизнь, отсутствие морщин навсегда, все такое — а сейчас говоришь о том, что благодарна за смерть?

— Да, — ответила ведьма. По голосу Меред поняла, что она улыбается.

— Ммм… Я не совсем понимаю, — пробормотала Лебедь, сдвинув брови к переносице, и Тэарга мягко оборвала ее:

— Когда-то мы знали вечную жизнь — и не ценили ее, замирая и с каждым веком обрастая камнем. Мы стали утесами, замшелыми и древними, холодными, не-живыми. Мы начали существовать. Теперь же мы знаем смерть и быстротечность времени, и это учит нас ценить то, что нам отмерено, и стремиться возвратить утраченное. Ничто былое не возвращается в прежней форме — оно обретает новую, более совершенную. Мы хотим вернуть себе вечность — однако живую, яркую и настоящую, пластичную, светлую. Такую, какой она была в самом начале пути… Я хочу.

В наступившей тишине чуть слышно раздавался шелест дыхания, да долетал гомон из нижних залов, приглушенный толстыми стенами и полами. Птицы смотрели на ведьму — а та даже не оборачивалась на них, словно их здесь и не было, словно она говорила сама с собой.