Фыркнув, девушка прикрыла глаза, позволив шпилькам скатиться с ладони на пол, и те тоненько зазвенели серебром. Косы тут же тяжело упали на ее плечи, ослабевая и расплетаясь, а платье соскользнуло ниже с узких белых плеч, почти обнажив грудь. Атеа сидела в тишине, нарушаемой лишь тихим потрескиванием пламени на дровах, и в этом гулком безмолвии ей наконец стало спокойно. До того тревога нарастала где-то внутри, не давая ей покоя, не давая ухватить нужные ниточки и переплести их так, чтоб под пальцами сложился узор. Сейчас же она понимала — без Виаллы и Кордей полная картина у нее не складывалась, а потому смысла в излишнем беспокойстве не было.

Когда служанка втащила в ее комнату поднос со снедью, Атеа уже отогрелась и устроилась в кресле совсем уж уютно, перебросив ноги через мягкий подлокотник и задрав подол так, чтоб перевязь с Крылом была на виду. Ни слова не говоря, девушка расставляла перед ней на столике тарелки, а Лебедь лишь ухмылялась, наблюдая за ней из-под чуть прикрытых ресниц. Судя по всему, служанка не привыкла к таким гостям — во всех смыслах, и не привыкла к тому, что гости могут вести себя так, словно все здесь принадлежит им. И уж тем более она не привыкла к женщинам, которые умеют раздевать взглядом и обещать едва заметными жестами и движениями. Атеа умела. И ей очень нравилось забавляться, наблюдая за тем, как щеки девочки приобретают пунцовый оттенок.

— Спасибо, сладкая, — мурлыкнула Атеа, выпрямляясь в кресле. Платье сползло еще чуть ниже, — Присоединишься ко мне?

— Нет, спасибо, госпожа… Я… Я пойду… — девочка, уткнувшись взглядом в пол, поспешила ретироваться. Тихонько рассмеявшись, Лебедь принялась за трапезу, думая о том, что все не так уж и плохо.

Виалла должна была провести во дворце сутки — а это означало, что до утра следующего дня в доме ее не будет. Вдоволь наевшись и еще немного понежившись в кресле, Атеа решила, что надо бы разведать все и наметить себе возможные лазейки для тихого и быстрого бегства — так, на всякий случай. Форма Птицы уже была выстирана и аккуратно сложена на кровати, а потому Лебедь с удовольствием стащила с себя неудобное платье, облачаясь в привычные штаны и блузку. Все-таки наука при дворе не больно-то отложилась в ее светлой голове, и носить женские наряды она не то чтобы не умела — не любила. Все же карабкаться по стенам в юбке было крайне неудобно, как и бегать по глубокому снегу. Негромко напевая себе под нос, девушка покинула комнату, любопытно оглядывая дом и суя нос в каждую дверь.

Дом оказался не таким уж и большим, и Лебедь углядела восемь возможных путей бегства, если вдруг Виалла все-таки решит сдать ее совету. Вероятность этого была минимальной, однако Атеа привыкла все держать в голове до того момента, покуда угроза полностью не исчезала. С другой стороны, полную безопасность в любой ситуации даже сама Хартанэ не могла бы гарантировать, а потому Птица всегда была настороже. Обитатели дома знали о ней, и никто ее не окликал — служанки в батистовых платочках почтительно склоняли головы, тощая старая кошка Виаллы, завидев Атеа, со всех ног удирала прочь, а тщедушный супруг ее даже не показывался, отсиживаясь в своем кабинете. Лебедь помнила его — и удивлялась, почему он до сих пор жив: еще во времена ее детства он был дряхлым стариком, таким худым, что легким ветром его могло сдуть за край мира. Ныне девушка не видела его — но по этому поводу не печалилась. Весь дом был в ее распоряжении, и это откровенно нравилось ей.