— Ты — Ильва? — без обиняков спросила Атеа, перегибаясь через стойку, за которой стояла облаченная в тяжелый бархат женщина. Та, обаятельно улыбнувшись, кивнула.

— Да. Я могу чем-то помочь госпоже?

— Ничего личного, любезная — я так, зашла навестить свою старую знакомую. Птичка напела, что именно сегодня у нее выходной, так что я решила, что не помешаю рабочему процессу, — Атеа оскалилась, — Ее зовут Кордей.

Ильва вновь кивнула:

— Верно, у нее сегодня выходной. Так уж и быть, госпожа. Попрошу лишь об одном: не слишком долго занимай ее личное время. Наши девушки тоже нуждаются в полноценном отдыхе.

— Ну конечно, конечно, — заверила ее Лебедь, выпрямляясь. Ильва, выступив из-за стойки, полуобернулась к ней.

— Следуй за мной, госпожа.

Она повела Атеа наверх по винтовой лестнице на третий этаж, минуя одинаковые двери с коваными розами на гладкой поверхности дерева. Остановившись у одной из них, Ильва подняла взгляд на Лебедя и вновь одарила ее мягкой улыбкой.

— Кордей здесь. Доброго вечера, госпожа.

С этими словами она неторопливо зашагала прочь к лестнице, а Атеа шагнула в комнату, плотно закрывая дверь за собой. Внутри оказалось темно — ни свечей, ни ламп в комнате не находилось, и единственным источником света было широкое окно, через которое лилось тусклое лунное сияние. Очертания скудной мебели вырисовывались нехотя, смутно — однако Лебедь не тратила время на то, чтоб озираться по сторонам. На кушетке прямо напротив нее полулежала рыжая девушка, и даже во мгле Атеа ощущала ее взгляд — лисий, оценивающий. Птица криво усмехнулась:

— Давно ждешь?

— Достаточно давно для того, чтоб получить еще пару золотых монет сверху того, что ты мне итак заплатишь, — Атеа показалось, что та пожала плечами. Хмыкнув, Лебедь подошла поближе, распуская шнуровку куртки, наклоняя голову набок и разглядывая Кордей. Глаза уже привыкли к темноте, и теперь она видела мягкие изгибы ее тела, прикрытого лишь полупрозрачными складками тонкой-тонкой ткани. Девушка смотрела прямо на нее, ничуть не смущаясь, и Атеа это понравилось. Она бесцеремонно опустилась на ту же кушетку, сбрасывая куртку рядом и закидывая ногу на ногу, и с деланной грустью прищелкнула языком.

— Да уж, Кордей… Докатились: своей лучшей подруге не можешь цену скостить. А ведь когда-то ты у меня на плече слезы размазывала и во всю глотку вопила о том, что любишь меня как собственную сестру и свою дочь назовешь в честь меня.

— Любви нет, — девушка выгнула бровь. Вблизи Атеа видела, что ее тонкие губы тронуты едва заметной улыбкой, — Так что можешь всплакнуть о том, что дочь я твоим именем не назову.