Светлый фон

Здесь эти двое и остановились.

Иван резво соскочил наземь, с наслаждением расправляя затекшие ноги и скидывая со спины тяжелую котому. Яромир кувыркнулся через голову и поднялся уже человеком.

— Приехали, — почесал волосатую грудь оборотень.

— Ага, приехали, — согласился Иван. — А куда?

— То ли сам не видишь?.. Белое озеро.

— Мудрено не увидеть…

Здесь Иван против правды не погрешил. Озеро Белое — не лужица, его разве слепой не заметит. С заката на восход тридцать верст с гаком, да еще полстолька — с полуночи на полудень. Берег в этом месте низкий, болотистый, а дно глубоко — только войди в воду, так сразу с ручками будет. А еще дальше даже Змей Горыныч целиком нырнет, без остатка.

Вокруг старой мельницы в изобилии растут ивы, ольхи, березы. Голые ветви протягиваются бледными руками мертвецов. Пожелтевшие листья еле слышно шуршат — в кроне устроили игру две молодые белки. У полуразрушенной плотины тихо шумит вода, мерцая в лучах закатного солнца. Ветра нет, лишь всплески рыб изредка беспокоят зеркальную гладь. В одном месте со дна поднимается струйка пузырьков — словно дышит кто-то тихонечко.

К восходу от Белого озера город лежит — Белоозеро. Через него большой торговый путь проходит — по реке, по Шексне. Растраивается он здесь, на три дорожки разбегается. На восход торговые гости в Тиборск едут, на закат — в Новгород и море Варяжское, на полудень — в Ростов, Ярославль, Владимир и еще дальше.

Только на полуночь большого пути нет — там уже ничего интересного, одни только чудины да карелы дикие. А вот по самому озеру купеческие ладьи ходят вволю, возят товары из города в город, себе и другим пользу приносят.

И еще б охотнее ходили, кабы водяной так не пакостил.

— А чего мы тут-то? — шмыгнул носом Иван, с опаской поглядывая на старую мельницу. — Нехорошее же место, сразу видно…

— Конечно, — спокойно кивнул Яромир, открывая прогнившую дверь.

Та сразу противно заскрипела, взвизгнула и обрушилась — петли заржавели так, что уже ничего не удерживали. Княжич с оборотнем закашлялись от поднявшейся пыли. Иван еще и чихнул — громко так, смачно, оглушительно.

— Отворачивайся, когда чихаешь!.. — брезгливо поморщился Яромир, вытирая забрызганное ухо. — Или хоть нос прикрывай…

Внутри было тихо и пустынно. Жернова давным-давно улетучились, колеса тоже. Только прогнивший насквозь погонный ларь одиноко болтался под потолком. Отовсюду пахло плесенью и запустением.

— Когда-то здесь жил старый мельник, — задумчиво промолвил Яромир. — Муку молол, пиво варил…

— Мельник — пиво? — удивился Иван. — И что — хорошее?