Судя по всему, русалки, едва воротившись в подводный терем водяного, тут же наябедничали на проклятых сухопутных. Можно только представить, как плакали и вопили они там, какой скандал подняли, сколько жалоб вывалили на своего отца и повелителя.

Неудивительно, что водяной такого не стерпел.

Ветер поднялся почти мгновенно — вот только что была тишь-благодать, и уже завывает, будто волчья стая с голодухи! Вода забурлила, закипела, побежали пенные барашки… и над озером вырос холм от берега до берега!

Послышался залихватский хохот, а потом водяной холм опал, оставив исполинского сома и восседающего на нем водяного. Пузатый он был, как морж, ниже пояса весь в рыбьей чешуе, а выше — шерстнатый, словно медведь, да еще тиной облеплен. Вместо ног хвост, за спиной сеть рыбацкая на манер плаща, волосы и бородища зеленые, точно водоросли, усы сомовые, будто ужи извиваются, меж пальцев перепонки, на концах когти длиннющие, острые, в ушах серьги золотые, глаза огнем горят, на голове аккуратная шапочка из куги[47].

Громадный сом подплыл к берегу, и водяной неспешно сошел на берег. Именно сошел — как человек. Никто не заметил, в какой именно момент рыбий хвост сменился парой обычных ног — хоть тоже в рыбьей чешуе, но все ж вполне человечьих.

Подойдя к неподвижно сидящим княжичу с оборотнем, водяной некоторое время угрожающе хрипел, булькал и тряс огромным животом. Но Яромир взирал на него с полнейшим равнодушием, а Иван — открыв рот, с каким-то детским восторгом.

Живой водяной — подумать только!

Поняв, что этих нахрапом не возьмешь, озерный хозяин слегка притих и плюхнулся рядышком. Громадное рыбье пузо заклокотало так, будто кто-то швырнул на землю бурдюк с кислым тестом.

— Грррхм!.. — басовито прогудел водяной, взирая на Ивана с Яромиром горящими глазами. — Вы что ж это, мужички, озоровать вздумали?! Почто девчонок моих пугаете?! Жить надоело?! Так в этой беде мы живо поможем!

— Не шуми зря, дядя, — успокоительно выставил руки Яромир. — Разговор у нас к тебе.

— Какой еще разговор? — сердито пробубнил водяной, подозрительно косясь на меч в руках Ивана. — Ты, малец, смотри, ржавчину свою при себе держи — утоплю а то! Понял ли?!

Иван молча кивнул. Самосек действительно так и рвался из рук, так и тянулся ужалить водяного. Точно живой.

— Чего приперся, Волхович? — недружелюбно посмотрел на Яромира водяной. — Батька твой в свое время мне рыбу пугал, щукой по озеру носился, русалок обижал почем зря, за задницы мокрые кусал — теперь ты взяться решил?! Ишь, наследничек!..

— Не серчай, дядя, не нужна нам твоя рыба, — усмехнулся оборотень. — И русалки твои не нужны — сам с ними целуйся. До речи, зовут-то тебя как?.. Доселева не ведаю.