К моему удивлению, Рогул чуть качает головой:

— Моя… подруга… хотела с Вами… переговорить. Я не мог ей отказать.

Это не фигура речи — говорят его глаза. Он правда не мог отказать. Что же это за подруга такая? Кто-то из кваррны? Наверняка. Стоит вспомнить, пожалуй, насколько кваррна распространила своё действие на территории аррагарского царства — одни только клятвы при свадебном обряде чего стоят! Интересно, как зовут эту «подругу», и что она на самом деле хочет от меня? И что обо всём этом знает и думает Ашш. Я пытаюсь даже вызвать то лёгкое безумие, в котором чувствую связанных с кваррной людей, но, конечно же, ничего не выходит.

— Вас выдают глаза, — тем временем продолжает мой партнёр. — Слишком зелёные. Такие были у старшего рода Анторро, навсегда сгинувшего в пустыне. Таких сейчас нет ни у кого. Она убьёт Вас за одно это, если только к проклятому изумрудному цвету Вы не унаследовали откуда-то ещё и силу. Нет, не говорите мне ничего. Я и так уже на краю, не говорите, Аника, ничего не говорите.

Я послушно молчу, совершенно растерявшись и, кажется, даже забыв дышать. Мне уже давно не до танцевальных движений, но тело, к счастью, как-то справляется само. Впрочем, вполне вероятно, что это целиком и полностью заслуга Рогула. А он, выдержав паузу, продолжает:

— Я расскажу Вам несколько любопытных историй, Аника, разумеется, они никак не связаны со мной и с ней, они даже не происходили на самом деле, так, всякие выдумки, но Вы всё же послушайте.

И я слушаю, и даже не сразу понимаю, что руки Его Величества становятся всё горячее, а когда, наконец, осознаю, что у меня вскоре и в самом деле будет ожог и вырываюсь, практически в ту же секунду мой партнёр по танцам превращается в факел. Я чувствую жар, мне кажется, что и я неминуемо вспыхну, но нет, огонь не причиняет мне вреда.

И я всё ещё не понимаю толком, что произошло, когда меня берут под стражу, надевают магические наручники и уводят в звенящей тишине.

ГЛАВА 32 Допрос

ГЛАВА 32

Допрос

На Диего страшно смотреть. И слушать тоже страшно, хотя тон его убийственно спокоен, а слова вежливы. Пока. И я, как ни странно, пока ещё не в тюрьме и не в допросной, я относительно удобно сижу на жёстком табурете в кабинете Диего, и если подумать о пыточной и о палаче, то мне и вовсе комфортно — подумаешь, затекли скованные за спиной руки и невыносимо чешется нос… Учитывая клокочущую в аррагарце ненависть, а она ощущается почти физически, мои перспективы куда менее радужные. Причём ненавидит он себя, за то, что своими руками привёл во дворец ту, что погубила царя, которому клялся служить верой и правдой. И я начинаю опасаться, что за этой ненавистью он просто не сообразит задать нужные вопросы. Уж кто-кто, а я прекрасно помню, насколько сужается всё, когда тобой правит именно это чувство.