Доброгост на миг обернулся к Вийону. Поэт увидел его печальные, уставшие глаза.
– Прости, франк, что назвал тебя вором. Прости мне грех мой. Я…
– Быстрее! – подгонял их Жвикулис. – Наверх! Уходим, пока целы!
Гнали на холм, словно безумцы, подгоняемые конными, чувствуя на загривках горячее дыхание волокущих ноги посланцев смерти. Каменная церковь, увенчанная невысокой башней, таращилась на них узкими, островерхими окнами из-за деревянной ограды, за которой виднелись в полумраке сотни кладбищенских крестов. Искали на погосте спасения от умерших. Вийону сложно было придумать нечто менее разумное. Но каменная святыня выглядела солидной защитой, что могла устоять не только перед атакой немертвых, но и перед всеми апокалипсисами, обещанными Святым Писанием, речами пророков и ворожбою хилиастов. А в особенности – перед нападением жестоких язычников мерзейшего султана Мехмеда, который вот уже много лет угрожал этой части мира, словно огненный дракон, посланный Господом карать за людские грехи.
Доброгост остался у развалившейся телеги и подыхающей лошадки. Ждал, пока вокруг него встанет лес протянутых рук, пока не окружат его проклятые. А потом неспешно побрел к стригонам, как уставший косарь, которого ждали пшеничные поля, не тронутые еще ни серпом, ни железом.
7. Последняя твердыня
7. Последняя твердыня
Стали они колотить в окованные железом ворота церкви, пробудив по ту сторону неисчислимые отзвуки. Ожидали глухого молчания, однако ручка сразу со скрипом опустилась, щелкнули засовы и запоры, а потом одно крыло медленно отворилось. На пороге стоял призрак – по крайней мере, такое объяснение сразу же подсунула Вийону его гулящая, болящая, израненная душа при виде человека с выбритой тонзурой, в белой тунике и черной сутане, наброшенной на плечи. Мужчина всматривался в Яна из Дыдни, а потом сделал то, что всех удивило. Просто пал на колени и молитвенно сложил руки.
– Ступайте, благословенные Отца моего, – сказал. – Возьмите во владение царство, вам уготовленное от основания мира. Ибо пришел гнев Твой и время мертвых, чтобы были они осуждены.
Ян из Дыдни соскочил с седла, бесцеремонно подтолкнул женщин и детей ко входу в церковь.
– Больше толку и меньше латыни, – рявкнул на монаха. – Вы целы-невредимы? Здоровы? Что тут делаете? Нет в церкви стригонов?
Духовник все еще стоял на коленях. По черной сутане Вийон узнал в нем одного из братьев ордена псов Господних, то есть доминиканцев.
– Приветствую вас, посланцы Господа, – сказал. – Се я, хочу присоединиться к вам в день Страшного суда. Последний живой грешник в Саарсбурге, приветствую вас и предаю вам бессмертную свою душу.