Доброгост отвалил балки, блокирующие двери. Его скакун первым ударил копытами в створки, с шумом выломал их и вывалился наружу. О чудо – на этот раз они не натолкнулись на плотную толпу мертвяков. Напротив, стригоны отступали от пылающей корчмы, расходились в стороны, словно опасаясь пламени.

– Йа-а-аха-а-а!

Фургон покатил по грязи и камням вслед за рыцарями. Под грохот колес они вырвались на улицу. Вийон выхватил вожжи из рук Кершкорффа, который управлял животным, словно пьяный возница – дорогой, которая, после пятого жбана пива, вдруг делается неровной, будто змея.

Они вырвались в сумрак, покатились по мостовой, свернули в сторону главных ворот Саарсбурга. Ян из Дыдни крикнул предупредительно, вытянул руку, подавая знак, чтобы они остановились. Вийон натянул вожжи и остановил ошалевшего от страха коня, продолжавшего грызть удила, ржать и визжать, бить копытами по уличной грязи.

Проезд впереди перегородило море стригонов. Огромная плотная толпа их направлялась к повозке и рыцарям с такими стонами, хрипами и воем, словно погубленные их души чуяли уже приближение Последнего суда. Целые ручейки – да что там, реки! – бредущих, подтягивая ноги, уродливых фигур выныривали из ворот, дверей и переулков города.

Ян из Дыдни добрался до повозки, запряженной вспененными скакунами, протянул руку поэту.

– Копья! – рыкнул. – Подайте нам наши копья, чтоб их всех дьяволы побрали.

Вийон сунул руку на самое дно повозки, где между свертков и узелков женщин лежали длинные, увенчанные флажками, окованные на конце железом жерди. Поддел одну из них, крикнул иудею, чтобы убрал с копий ноги, с усилием поднял древко и подал его рыцарю. Ян из Дыдни перебросил его Марчину, протянул руку за следующим.

– Пробиваемся! – крикнул. – Двигайтесь за нами! Пусть нам Бог помогает!

Они встали на миг плечом к плечу с Марчином, а потом поскакали, сопровождаемые Доброгостом и Жвикулисом. Наконечники копий опустились вниз, флажки затрепетали на ветру… А потом они ворвались как буря в серую стену мерзких плебейских тел.

– Бей-убивай!

– На немца!

Удар бронированных рыцарских лошадей был посильнее удара осадного тарана. Разъяренные кони вломились в толпу плебеев, проложили длинную просеку в гуще врагов, означив свой путь трепещущими, стонущими останками стригонов, вбитыми копытами скакунов в грязь и навоз, словно посеревшие лохмотья – в гнойное тело нищего. Копья прошили три-четыре тела, треснули со зловещим звуком, когда рыцари подняли их вверх. Ян из Дыдни схватился за рукоять бастарда, размахнулся, ударил слева, развалив на куски плебейскую башку. Доброгост послал стрелу прямо в глаз достойной матроне, которая цеплялась за нагрудник его коня, Марчин отрубил голову, руку и рассек напополам плечо вместе с ладонью, держащей суковатое дубье.