– Скажи-ка: чечевица мелом мелет блин! – крикнул. – То-то же! На здоровье, пан немец!

Вийон ударил коня кнутом. Фургон покатился к воротам.

– Стрелять, чтоб вас черти взяли!

Кершкорфф и Мендель выпалили с двух сторон повозки: первый – опирая крюк гаковницы о высокий борт, второй – с плеча, из фитильной рушницы, принесенной Вийоном. Обезумевший конь понес их вслед за рыцарскими скакунами, ворвался в толпу стригонов, разбрасывая мертвых, что перли к высоким бортам с яростью, каковую выказывали разве что верные, давясь за причастием к епископу… Какой-то стригон схватился руками за доски у козлов повозки, подтянулся с воем, но Вийон, держа вожжи левой рукой, схватил корд и рубанул его с размаху в голову. Не пробил череп – клинок только распорол его. В панике поэт ткнул в глазницу, провернул так, что клинок хрустнул, скребя по кости. Стригон завыл, обмяк, свалился под окованное железом колесо. Вийон почувствовал, как затрясся фургон, конь замедлился на миг, поэтому он махнул кнутом, пуская скотинку в галоп, стремительно погоняя к воротам. Мендель ударил железным стволом рушницы вомпера, вцепившегося в задние жерди повозки.

Гнали быстро, как только могли, но все равно все больше отставали от рыцарей, пробивавших им дорогу сквозь толпу. Стригоны цеплялись за борта, падали под конские копыта, хватали за выступавшие оси. Вийон как обезумевший лупил животинку батогом, чтобы заставить ее бежать быстрее.

Вспененный, окровавленный конь нес их мрачным ущельем улицы все ближе к распахнутой глотке огненного дракона последнего апокалипсиса, в которую превратились улицы Саарсбурга, в глотку, что выплюнула их прямиком на дорогу к Нагышбене, где ждали их воля, свобода и холодный ветер, веющий с гор.

Еще пятьсот футов, еще четыреста…

Вдруг что-то свалилось сверху прямо на хребет лошади, черная фигура слетела с крыши, а может, с последнего этажа деревянного дома. Скользнула по крупу, но не упала под копыта, последним усилием вгрызлась в спину животного, разодрала когтями его бок, вцепилась в плоть, словно адская тварь, вожделеющая свежей крови…

Конь взвизгнул, понес, и в тот же миг что-то рухнуло на спину Вийону, жуткая тяжесть навалилась на него как гром среди ясного неба. Поэт выпустил вожжи, ударился головой о борт повозки, дернулся, встал на колени, слыша тихое постанывание у своего уха…

Стригон! Стригон свалился на повозку рядом с ним. На четвереньках подскочил к Кершкорффу, но Вийон пнул его с размаху в бок, ухватился за корд, рубанул несколько раз, и тогда одержимец прыгнул на него, вцепился в поэта, царапая и деря его робу. Вийон свалился на повозку, упал на круглые жерди копий, меж вопящими женщинами; вомпер с воем набросился на него сверху, поэт пнул его в грудь, захрипел, придушенный и сдавленный врагом.