– Забирай Крыло и своих людей и уходи, – сказал я и начал внедрять свою волю в узор, как делала Шипящая-Кошка – и я, годы назад, когда чуть не уничтожил самого себя.
Теперь я многое знал о магии – далеко не все, однако достаточно, чтобы использовать заклинания, которые Вестник пытался отобрать у меня при помощи острия ножа, даже без защищающего действия договора.
– Беги из Найэна, – продолжал я. – У императора здесь больше нет власти.
Свет, подобный сияющей ртути, вырвался со лба Вестника и устремился на запад в поисках императора и канона. Его след в мире был подобен реке, которую я мог легко остановить плотиной своей воли. Вестник, шатаясь, подошел к столу, взял нож и направил его в мою сторону.
– Это… не может быть! – прорычал он.
– Сдавайся, Вестник.
Призрачная улыбка коснулась его губ, потом превратилась в злобную усмешку, и он бросился вперед, собираясь нанести удар ножом. Мои ноги вспомнили первые шаги Железного танца, уцелевшая рука метнулась вперед, ухватив клинок ветра, который рассек пальцы Вестника, и нож со звоном упал на пол.
– Я не хочу тебя убивать, – сказал я ему.
– Как ты это
Молния вылетела из его руки, ударила в стену, и на камне остались глубокие черные шрамы. Другая попала в стул, к которому я был только что привязан. Одна молния за другой летели в пол, стены и потолок. Возможно, я сумел бы их остановить, как помешал передаче императора, но они вспыхивали с недоступной для меня скоростью. Я понимал, что одна из них обязательно убьет меня, бабушку или Крыло, прежде чем я настолько их изучу, что сумею погасить в момент появления.
Я направил свою волю в узор и начал сплетать магию, которую видел в Ан-Забате и во дворе несколько часов назад, но так и не успел ею овладеть. Ощущение ее следа было прохладным и свежим, и она появилась в мире в форме щита, сотканного из занавеса света, полностью окружившего Вестника.
Молнии ударяли в световой занавес и отскакивали от него, пока пространство между ними не наполнилось криками, едким дымом и сине-голубым пламенем.
Взгляд Вестника столкнулся с моим, я прочитал в нем ужас, а его рот исказился в жутком крике. Никаких следов призрачной улыбки.
Вспыхнула последняя искра, и его воля покинула мир.
Занавес света исчез, а от Вестника осталась лишь горка плоти и пепла. Я ощутил диковинную боль – я пожалел, что не мог скорбеть о его смерти, – и повернулся к бабушке.