– Одиссей знает?

– Знает что? Что Микены могут послать, а могут и не послать подкрепление? Что гонец Урании мог добраться, а мог и не добраться до Электры? Нет. Он не знает. Я рассказала ему почти все, но это? Какой толк говорить о том, что может случиться, а может не случиться? Все слишком неопределенно, чтобы на это рассчитывать.

Приена хмыкает, цокает языком, но не возражает. Было время, когда она дала клятву – Смерть всем грекам! – и теперь, когда ее жизнь, возможно, зависит от дочери ее злейшего врага, воительницу терзают двойственные чувства. И все же…

И все же.

Она смотрит на свою маленькую армию женщин и понимает, что с той же силой, с какой бьется сердце воина перед смертельным ударом, желает, чтобы они остались в живых.

– Что ж, – бормочет она, – будем считать, что мы сами по себе.

Женщины строятся во дворе.

Они не встают ровными рядами, как следует, по мнению Телемаха.

Они стоят маленькими группками, держа луки в руках, и разговаривают.

Их разговоры не о героизме и не об отваге.

Они отпускают глупые шуточки.

Смеются над историями, которые слышали уже сотни раз.

Сплетни.

Телемах качает головой. Мирмидоняне Ахиллеса никогда не сплетничали. Они стояли ровными рядами, храня молчание перед битвой и размышляя лишь о деле, которое нужно сделать, и о доблести, с которой они взглянут в лицо смерти. Еще одно доказательство, хоть он в нем и не нуждается, что вся эта затея – сплошная глупость.

Одиссей не питает подобных иллюзий. Ему известно, что мирмидоняне были самыми злостными, самыми язвительными сплетниками из всех войск под началом Агамемнона. Всякий раз, когда ему случалось сидеть у их костра, все разговоры были только о том, кто с кем спал, кто отлынивал от дежурства у выгребных ям, кто кого обжулил в какой-нибудь дурацкой игре. Тупые шутки и россказни о героических сексуальных подвигах – не настоящих, сплошь дикое, неудержимое хвастовство – составляли большую часть бесед, которые он слышал и в которых участвовал под стенами Трои. И список тем, запрещенных к обсуждению: о том, кого следует известить в случае смерти. О тех, кого любили и оставили. О тех, по кому скорбели. О тех, по кому тосковали. Каково это – получить рану и лежать, медленно истекая кровью. Что лучше: встретить смерть быстро, не увидев даже клинка, поразившего тебя, или знать о том, что она грядет, и получить немного времени – совсем чуть-чуть, – чтобы проститься с жизнью?

Он и не думал, что такие же разговоры услышит от женщин в этом дворе, но послушайте – только послушайте! Вот оно. Истории о том, как кто-то сломал ногу, гоняясь за собственными козами по горам. Истории о рыбачках, которые и рыбу-то ловить не умеют, или о том юнце – как же его звали? – со смешным говором и ужасными шутками. Теперь его уже больше нет, конечно. Все юноши уплыли и не вернулись, ну так что ж… Так что ж. Мы справляемся, разве нет?