Его люди послушно выстраиваются в длинную линию вдоль края поля, подняв щиты и опустив подбородки. Высокие мужчины пытаются съежиться; крупные, внезапно вспомнив про голые икры и незащищенные шеи, гадают, насколько умело обращается с луком Одиссей и его странный отряд охотниц.

На другой стороне поля Приена, наблюдающая за ними, вздыхает.

– Не глупы. В отличие от обычных греков.

– Наверное, нам все равно стоит попытаться их спровоцировать, – размышляет Одиссей. – Если удастся выманить хоть несколько человек, это может заставить и остальных атаковать.

Приена с легким раздражением отмечает, что снова согласна с итакийским царем. Но она и прежде воевала вместе с раздражающими людьми, даже из собственного племени: она знает, как отложить все эмоции на потом.

– Держите дистанцию для поражения цели, – говорит она женщинам. – Двигайтесь, когда они двигаются. Если они нападут или хотя бы сделают вид, отступайте. Не вздумайте остаться и принять бой.

Женщины согласно бормочут – Одиссею никогда прежде не доводилось слышать такой реакции на приказ командира – и начинают медленно двигаться вперед. Они ленивой волной растекаются от ворот, останавливаясь то тут, то там, чтобы наложить стрелу, прицелиться и выстрелить. Первые стрелы порядком не долетают до ног ожидающих мужчин, поэтому они снова подходят, целятся, стреляют.

Дочь Семелы, Мирена, первой находит нужную позицию. Стрела не попадает в воина, а лишь пролетает мимо его уха и – тук! – ударяется о выгоревшую землю позади него. Мужчины сейчас на таком расстоянии, когда стрелы могут жалить, ранить, убивать. Женщинам не видны белки их глаз, не слышно дыхание, не заметно, как ускоряется их дыхание, заставляя грудь вздыматься перед каждым выстрелом. И это хорошо, по-своему. От этого люди, которых они собираются убивать, кажутся далекими, ненастоящими – просто набитые соломой мишени, а не создания из плоти и крови.

Одиссей стоит между Семелой и Приеной; накладывает стрелу на тетиву, прицеливается. У него осталось одиннадцать стрел. Он выбирает воина с маленьким круглым щитом, почти в иллирийском стиле, предназначенным для рукопашной, поскольку его твердой острой кромкой удобно и резать, и бить. Первый выстрел точен, но воин смотрел на Одиссея, пока Одиссей приглядывался к воину, и в ту же секунду, как стрела срывается с тетивы, ее жертва по-крабьи сдает вбок. Свободное построение предоставляет для этого массу возможностей. Одиссей, разочарованно цокнув языком, накладывает вторую стрелу и ищет другую, менее бдительную жертву.

За спинами воинов со щитами собрались другие. У них целые сумки камней и кожаные пращи в руках. Они прячутся за бронзовыми спинами своих товарищей, как кролики за деревьями, выглядывая, только когда готовы к броску, – раскручивают пращи и тут же выпускают камни.