Светлый фон

Одиссей, сунув руку в колчан, понимает, что стрел больше не осталось. Поэтому, пока женщины двигаются ближе к воротам, тыкая в дыру копьями, чтобы преградить путь нападающим, он встает слева от них с мечом, чтобы полоснуть любую руку, палец или колено, оказавшееся поблизости. Приена встает напротив, держа по мечу в каждой руке. Женщины, выстроившись в ряд, успешно перекрывают ворота, и некоторое время битва так и идет: нападающие размахивают копьями, натыкающимися на раскачивающееся в руках женщин оружие, и каждая сторона пытается отвоевать у другой хоть несколько драгоценных шагов.

Пылающий таран теперь стал для нападающих проблемой, препятствием, которое ограничивает количество людей, проходящих сквозь им же пробитую дыру. Его пытаются оттащить назад, чтобы увеличить просвет, в который могут протискиваться воины, но едкий дым режет глаза и забивает горло, закрывает проем ворот зудящим, удушливым облаком, в котором ничего не видно и тяжело сражаться.

Падает еще одна женщина, следом еще один мужчина.

Оба никогда прежде не убивали.

А сюда пришли потому, что не видели другого выбора. Они искали и искали, но им не хватило мудрости – миру, в котором они жили, не хватило мудрости, – и потому сейчас они погибают в чужой битве.

Я подхватываю их, когда они падают, вкладывая прямо в сердца слова: «Твое сражение окончено. Твоя смерть не будет напрасной».

«Твое сражение окончено. Твоя смерть не будет напрасной».

И это все, что мое застывшее сердце может дать им.

Артемида помогает Мирене прицелиться, когда та направляет лук на стрелка внизу, и шепчет: «Его склюют вороны». Стрела летит, и еще один человек умирает. Я кидаю взгляд на горящий таран, теперь уже полностью объятый пламенем, и на мгновение вижу Ареса, стоящего рядом с ним с поднятым лицом, купающегося в огне и даже высунувшего язык, словно в попытке выпить разлетающиеся языки пламени и искры. Он явился сюда не ради Итаки, не ради западных островов или Одиссея и даже не ради будущего любого из царств. Ему нет разницы, женщины сражаются или мужчины, все равно – кто будет жить, а кто умрет. Он здесь лишь потому, что тут все пылает, а он любит пламя.

«Его склюют вороны».

Я перехватываю готовую дрогнуть руку женщины с копьем, заставляю ее поставить ноги шире, перенести вес на бедра, рычу: «Стоять!» А когда поднимаю глаза, Арес уже исчезает, сполна насладившись криками умирающих и запахами гари.

«Стоять!»

Мятежники действительно пытаются ухватиться за копья противостоящих им женщин. Женщины не привыкли так сражаться – держать строй в тесноте, стоять на позиции вместо того, чтобы выстрелить и отступить. Им требуется время, чтобы вспомнить уроки Приены и начать следить за оружием друг друга, чтобы полоснуть любого, кто покусится на древко копья соседки. Теодора тоже спускается со стены и с луком на изготовку протискивается между женщин, ища цель в этом удушающе тесном пространстве.