Со стены сперва обрушивается град стрел, а затем, когда таран подносят поближе, – камней.

Приена прохаживается вдоль рядов женщин, подбадривая, напоминая о том, чему их учила: найти свою цель, расслабиться и выпустить стрелу. Пока таран тащат к воротам, женщины закидывают его горящими факелами, пытаясь поджечь крышу, за которой прячутся атакующие.

Гайос это предусмотрел и велел обтянуть доски мокрыми шкурами, гасящими пламя. Но Приена велит женщинам продолжать, в то время как лучшие лучницы выстраиваются по бокам, пытаясь подстрелить мужчин, которые прячутся под тлеющей крышей раскачивающегося перед воротами тарана.

Первым умирает наемник из Патры. Он решил присоединиться к войску Эвпейта, поскольку тот обещал хорошие деньги и казалось, что победа у них в руках. Он сражен стрелой из лука Семелы, и его тело тут же отталкивает прочь парень, каких-то три часа назад пивший с ним вино и называвший его приятелем, а теперь спешащий занять его место под крышей тарана. Следующим встречает смерть один из пращников, который был немного знаком с Эвримахом, считал того неплохим парнем – по местным невысоким стандартам – и отправился на битву больше потому, что его товарищам это было важно, а он не хотел их подвести. Он падает, не успев выпустить свой первый камень, но умирает не сразу.

Ранений становится все больше: от летящих щепок и обломков камней. Из женщин первой умирает Эвника, отец которой как раз и был среди тех, кто пал от киконского меча после того, как отказался отпустить полуголую женщину, которую за волосы тащил на один из спешно отчаливающих итакийских кораблей. Эвника никогда не видела своего отца, да и Одиссей уже не вспомнит его имени. Ее поразила стрела, пущенная мятежником, знавшим, что Амфином – хороший человек, который мог стать достойным царем и который пришел бы в ужас от необходимости воевать с женщинами и девочками. Странные времена настали…

Женщины на стенах не прекращают стрелять, когда Эвника падает.

Они не смотрят на ее тело, не произносят ее имени.

Это сломало бы их, а сейчас не время для слабости, и они не позволяют ее себе.

Но к ней кидаются Автоноя с Анаит, которые, заметив неестественный наклон головы и пробившую грудь стрелу, выдергивают древко, закрывают девочке глаза и спускают тело вниз, шепча молитву, а затем возвращаются во двор, чтобы продолжить подавать горящие факелы женщинам на стенах.

Крыша тарана начинает тлеть там, где подсохшие шкуры сворачиваются, обугливаясь и открыв огню путь к доскам, на которых тот охотно разгорается. Но недостаточно быстро, увы – недостаточно. Таран снова, снова и снова бьет по воротам, отскакивая от трещащих досок. Лаэрт зовет на помощь, и Телемах с тремя товарищами налегают плечами на баррикаду из досок и мебели, устроенную у ворот. Как странно, думает Телемах, что он здесь, внизу, пытается удержать ворота, а не на стенах, бросает камни. И решает, если удастся выжить, обязательно научиться стрелять из лука.