– Сестры, мои сестры! – зову я, и ветер вторит шепотом: «Сестры, мои сестры», пока Приена пылает, пока мужчины падают, мужчины пятятся, мужчины пускаются в бегство.

Она чувствует, как случайный удар задевает ребра, но думает, что это просто царапина.

Просто царапина.

И продолжает яростную пляску дальше, еще почти минуту, и вдруг – в попытке полоснуть убегающего мужчину по сухожилиям под коленями – спотыкается.

Чувствует легкость.

Чувствует боль.

Чувствует странную на вкус влагу на губах.

Ее боги поддерживают ее, не давая упасть, и мгновение спустя подлетает Теодора и хватает ее под руки, а вокруг них бегут мятежники. Из разбитых ворот волной вырываются женщины, которые, кашляя и отплевываясь от дыма, кидаются собирать выпущенные стрелы. Приена хорошо их учила всему, в том числе и собирать все, что нужно, с трупов; я вижу с ними Артемиду, которая помогает выбрать уцелевшие стрелы, отыскать пригодное к использованию оружие, а также приказывает тем, кто способен услышать, собирать камни, чтобы было что бросать.

Лаэрт, стоящий перед обломками догорающих ворот, тоже кашляет, плюется и качает головой. Одиссей смотрит вслед отступающим врагам. Теодора крепко обнимает Приену, сдерживая слезы. Женщины, что не пошли на поле, тесным безмолвным кольцом окружают своего командира; не успев отдышаться, мало что замечая вокруг, они пока не способны понять увиденное. Пенелопа опускается на колени рядом с воительницей, берет ее окровавленную руку. Приена не помнит, когда успела лечь на землю, и все же она лежит.

«Мать-земля, – шепчет она. – Отец-небо».

Боги востока уже улетают, но за ними по небу тянется золотой шлейф силы, нитью пронзающий облака. Мои родичи, если заметят его, захотят немедленно стереть, разгневанные тем, что какое-то постороннее божество осмелилось оставить след на полотне наших небес. Я им не позволю. В этом они не станут мне возражать.

– Приена? – шепчет Теодора, судорожно сжимая ее ладонь. Повсюду лежат тела убитых; Теодоре приходится коленом упираться в руку одного из них, поскольку она сомневается, стоит ли отодвинуть тело, чтобы расчистить место рядом со своим командиром. – Приена?

Воительница улыбается своей помощнице, а затем и царице, держащейся позади. Хочет сказать что-то важное. Смотрит на тела убитых мужчин вокруг. Знает, что это ее заслуга. Чувствует удовлетворение.

Чувствует, как, наконец, слово, странное, но такое нужное рвется с последним вздохом.

Дом.