– Держитесь вместе! – ревет Приена. – Держитесь вместе!

Пенелопа у стены опускается на колени перед женщиной, у которой кровь бежит из раны на голове, оставленной булыжником. Автоноя с Анаит тащат другую в дом; Мирена оглядывается в поисках камней, которые можно скинуть на головы нападающих внизу. Семела ищет стрелу в колчане на боку и обнаруживает, что осталась всего одна, и эта мысль поражает ее сильнее, чем если бы колчан оказался совсем пуст. Я рычу Артемиде, с удивлением слыша свой голос, зовущий ее сквозь грохот битвы и рев пламени: «Убей их командующего!»

Она смотрит на меня со стены, кивает и окидывает взглядом поле. Ее острый взор немедленно находит Гайоса, и она склоняется к уху Семелы. Старая охотница поворачивается, вглядываясь в далекую фигуру, достает свою последнюю стрелу, накладывает ее на тетиву, прицеливается.

И вовсе не по воле Ареса и не по прихоти какого-то другого божества камень, пущенный снизу, попадает в Семелу. И удар не слишком силен, но она стара, и после долгих лет тяжелой работы некоторые части ее тела стали хрупкими и слабыми. Я слышу треск кости под выдубленной солнцем кожей и тихий вздох, срывающийся с ее губ. Артемида подхватывает ее, не дав упасть с помоста, опускает под защиту стены, пряча от следующего удара. Мирена снизу пытается рассмотреть, что творится наверху, но я отвожу ее взгляд, прежде чем она успевает увидеть свою мать, задыхающуюся на стене, и, схватив Автоною за руку, тяну ее к упавшей вдове.

– Анаит! – кричит служанка, и они вдвоем кидаются к Семеле.

Однако Артемида уже качает головой. Ей не нравится позволять животным страдать. Она закрывает глаза Семелы, целует ту в лоб, кладет на грудь лук, прямо с наложенной на тетиву стрелой.

Тем временем внизу уже и сами ворота почти объяты пламенем. Я чувствую, как кривятся губы – неподобающая злость, которую я ни за что бы не позволила себе показать в присутствии брата, – когда тянусь к своему фавориту.

К Приене.

Одиссей отлично послужил мне, не один раз и во многих делах, но мне нужно, чтобы он жил.

Я хочу, чтобы он жил.

Прости меня.

И потому я делаю шаг вправо от ряда копий, скрываю шлемом лицо и поднимаю щит.

– Табити, Табити, повелительница пламени! – кричу я на языке народа Приены. – Слава и битва!

Ряд копий колеблется. Плечи устают, руки дрожат, и строй грозит рассыпаться.

И тут, в первый и последний раз, Приена видит меня.

Она видит меня.