Женщины выходят, не соблюдая никакого определенного порядка. Напротив, они выбегают небольшими группами, причем некоторые спешат скрыться в лесу, а другие неторопливым, спокойным шагом идут, подняв головы и расправив плечи, навстречу восходящему солнцу. Мирена, чья мать похоронена там, откуда она уходит. Анаит, не спускающая глаз с наблюдающих мужчин, словно не верит в происходящее. Отония, с горсткой серебра, зажатой в кулаке, – прощальным подарком хозяина. К тому времени, как они выходят из разбитых ворот фермы, половина женщин уже успевает раствориться в лесу, словно лисы, бегущие от гончих. Теодора стоит в воротах, пока последняя из них не скроется из виду, а затем кладет лук на землю и направляется к деревьям, ни разу не обернувшись.
Остаются лишь Телемах, Лаэрт и их люди, ждущие конца. Телемах стоит на коленях, судорожно хватая воздух и не выпуская меч из рук. Лаэрт еще раз похлопывает его по плечу, вскидывает голову, кивает сыну и возвращается попрощаться с домом и, наверное, со свиньями, учитывая то, как привязан он к хрюкающим созданиям.
Одиссей, издав медленный, рваный вздох, отворачивается от фермы.
– Командующий, – бормочет он, – похоже, ваша работа выполнена.
Гайос кивает и, отступив, указывает на строй ждущих их людей в бронзе, на отцов убитых сыновей. И ведет Одиссея к ним.
Глава 47
Глава 47
Полибий выпаливает:
– Вы не связали его?!
Одиссею, похоже, приятно это слышать; он доволен тем, что легенды о его величии порождают желание связать его покрепче, несмотря на окружение из пяти десятков тяжеловооруженных воинов. Гайос со вздохом велит принести веревку, сам проверяет узлы после того, как Одиссею связывают руки спереди, толчком заставляет его опуститься на колени в грязь у ног отцов.
Эвпейт переводит взгляд с царя на ферму, рядом с которой стоит коленями на залитой кровью земле Телемах, и говорит:
– А мальчишка?
– Мы пойдем приведем его, – вздыхает Гайос. – И его деда тоже.
– Хорошо. Ведите их сюда.
Одиссей смотрит на Гайоса, и тот коротко кивает; он не забудет о своей клятве.