В этом безмолвии я услышал гулкие шаги Мерио, идущего по главному проходу к центру Каллендры.

– Я свидетель! – вновь громко произнес он. – Я видел, что произошло! Вы хорошо меня знаете! Я Мерио Певечо да Парди! У Банка Регулаи нет секретов от меня. Я был его самым доверенным нумерари. Многие из вас знают меня, потому что мы сидели парлобанко и вели переговоры. Мне знакомы все ваши заговоры, и любовницы, и бастарды, и тайные жены, и хитрые сделки, и все прочее. Я знаю всю подноготную Регулаи – и я говорю, что это правда!

– Откуда нам знать? – спросил первый министр. – Откуда нам знать, что вы говорите правду?

– Прильнув щекой к ноге Амо, я даю эти показания. Я видел много планов, много интриг, видел, как Девоначи ди Регулаи и его сын пытались управлять этой Каллендрой, как он принимал услуги и помечал щеки, и, хотя я считал, что он слишком много на себя берет, я хранил молчание. Однако в этот раз не мог молчать. Не мог! – Его голос дрогнул. – Видеть, как он плетет козни с шеруанцами, читать его тайные послания! Выслушивать его замыслы! Это было слишком. Он хотел подчинить Наволу Шеру и добиться влияния, хотел использовать своего сына, связать его браком… Вот! – (Я понял, что Мерио показывает пальцем на меня.) – Вот колесница его амбиций. Мы все знаем, что Регулаи ведут дела во многих странах. Они уже не дерево, глубоко укоренившееся в родном городе, а ползучая лиана, готовая извиваться где угодно, готовая раскидываться и пускать корни повсюду. Они давным-давно утратили свой путь, свою любовь к Наволе и сговорились с шеруанцами, чтобы захватить власть и с их помощью искоренить все прочие банки и заставить весь мир приносить им доход…

– Это ложь! – прокричал я во тьму, вскочив на ноги. – Ложь!

Мои слова эхом отразились от холодных галерей Каллендры.

– И вот перед нами последний из них, – невозмутимо продолжил Мерио. – Пес, который продал бы всех нас в рабство Шеру.

– Это неправда!

– Правда!

Я повернулся на новый голос, донесшийся из другого места. Это был генерал Сивицца.

– Они отослали меня в Мераи, чтобы увести моих волков, оставить город без защиты, а потом вернуться – со мной, с армиями Мераи и Шеру – и осадить его. Я не мог так поступить. Это шло вразрез с моей честью.

Зал заполнился ревом ужаса, и мой голос потонул в нем.

– Мортис! Мортис! Мортис!..

Стук посоха первого министра наконец пробился сквозь шум и призвал галереи к порядку. Я вообразил калларино, наслаждающегося пьесой, которую он сочинил и отрепетировал до совершенства, взирающего, как актеры по очереди выходят на сцену. Я вообразил, как он направляет актеров, манипулирует зрителями, заставляет музыку нарастать…