– Это совсем не больно, я клянусь! – воскликнул Джек, когда Барбара, узнав то место, куда он ее привел, и услыхав о его намерениях, испуганно попятилась. Обхватила руками свою тусклую фигуру, что колыхалась от ветра вместе с сорной травой и чертополохом, в зарослях которых уже с трудом угадывалось скрючившееся, иссохшее тело, кожа с которого сползла, как ткань, обнажив молочно-белые кости. Джек вновь загородил его собой, чтобы Барбара не видела, во что она превратилась, и медленно поднял из-за спины свою косу. – Ты знаешь, как это происходит. Я всего лишь взмахну разок, и твоя душа утратит привязь к телу. Ты станешь свободной и сможешь упокоиться, уйти в жизнь после жизни. Видела блаженство тех, кого мы с тобой отправили туда? Видела их счастье? Ты будешь счастлива тоже, честно…

– Не хочу, – насупилась Барбара, и Джек заморгал часто-часто. Ох, Пресвятая Осень, зачем он только спросил! Может быть, он и был Самайном, но никогда не умел убеждать и уж тем более принуждать к чему‐то. «Нет» для него всегда означало «нет», и даже пламя, что переплавило его тело, не смогло переплавить его принципы и характер. – Не хочу я такого счастья! Не хочу в другую жизнь, в дивный сад к дивным богам, в который мама, как говорили, ушла. Не хочу куда бы то ни было! Хочу и дальше на кроликов в норках смотреть и гулять всюду, где вздумается. Вечно гулять, с тобой гулять!

– Но я не гуляю, – мягко поправил ее Джек. – Я ищу таких, как ты, и отправляю их туда, куда они должны были отправиться, проводи их семьи как положено. Это труд…

– А я и не говорю, что не хочу трудиться! Я буду помогать. Я хорошая помощница, так мама говорила, – возразила Барбара опять упрямо, вперив ноги в землю, как бычок, а руки вытянув строго по швам. – Гулять мы будем тогда, когда не будем трудиться. Или будем только трудиться, да, но ходить ведь тогда все равно придется много, верно? Где‐нибудь да норка с кроликами по пути подвернется! Заглянем одним глазком и дальше пойдем.

Джек обхватил пальцами свой подбородок, прижал ладонь к нижней половине лица, чтобы Барбара не видела, как он улыбается. Она улыбалась тоже во весь свой пухлый рот с молочными зубами, а Джек улыбающуюся душу еще никогда не видел раньше до нее, ибо странно улыбаться тем, у кого осталось только трагичное прошлое и нет никакого, даже такого же трагичного, будущего.

Если только Джек не примет решение, которое, шептал лес вокруг него, ему не стоит принимать.

Тело Барбары разлагалось в бурьяне, убаюканное сырой землей. Обернувшись, он видел ее тоненький носок и край серого, потемневшего от прошедшего дождя платья. Джек мог бы соврать Барбаре и просто сделать несколько шагов назад. Коса, сложенная из его собственной тени, двигалась так же плавно, как эта самая тень: Джеку было достаточно подумать об этом, чтобы заставить ее взмахнуть. Черное, словно истекающее кровью, лезвие блеснуло бы перед двумя лицами Барбары – мертвым и не-мертвым, но полупрозрачным – быстрее, чем за секунду. Она бы ничего не успела понять и разозлиться на Джека тоже. Но не так был страшен ее гнев, как гнев Джека на самого себя. Он бы его до ребер выел, как те черви, что сейчас выедали детское тельце.