Джек наклонился со вздохом и задумчиво коснулся пальцами полупрозрачной нити, тянущейся к ногам Барбары; уже истончившейся за то время и те разы, что они ее растягивали, и потому опасно близкой к тому, чтобы порваться самой. Джек не знал, что тогда случится. Выбор, стоит ли узнавать это, по справедливости должен был остаться за Барбарой. Но он был обязан предупредить:

– Если не уйдешь сейчас, то можешь просто в какой‐то момент исчезнуть, превратиться в ничто, понимаешь? Или… Я не знаю… Слиться с каким‐нибудь предметом и сделать его проклятым. Слышал, такое бывает с неупокоенной душой, которую так никто и не освободил от груза мирской жизни.

– Я не боюсь, – вздернула она нос кверху и вдруг схватилась за древко его косы обеими руками. Коротких пальчиков едва хватало, чтобы полностью на нем сомкнуться, и Джек посмотрел в синие глаза, которые теперь и вправду стали почти белыми. – Я никогда не стану злой, как мои папа с мачехой, и проклинать никого не буду, честно. Я просто буду держаться за тебя и никогда, никогда не оставлю! Только и ты меня не оставляй тоже, хорошо?

– Хорошо, – кивнул он.

С тех пор Барбара действительно была с ним неразлучна, следовала всюду по пятам ветхим призраком почти целый поворот Колеса, пока ветер все‐таки не расплел ее душу, как колосок, последние крупицы которой слились воедино с его косой, за которую она, где древко, чаще всего держалась. Таскала ведь эту косу за Джеком, как ношу, чтобы приносить хоть какую‐то пользу ему, а потом сама ей стала. Действительно не проклятие, а благословение. Она стала его реликвией, и он берег ее ценой всего, как и обещал.

А спустя еще несколько поворотов Колесо принесло ему названных любимых братьев, и его одиночество завершилось окончательно. Один за другим, явилось целых семь мальчишек, юношей и мужей – на каждый праздник и костер, в котором они, как Джек, сгорели.

«Жил Самайн в краю жестоком – дух пира, что считался слишком добрым. Несмотря на то, у Самайна было все: семь братьев, кров, одно веселье. Не смолкали крики в час его явленья».

– Эй, Ламмас! Почему ты вечно такой хмурый?

Вязовый лес всегда был очень говорливым. В этот раз он нечаянно проболтался Джеку, что на верхушке самого ветвистого и древнего дерева, растущего на самом краю склона и отбрасывающего самую длинную тень, он сможет найти нечто любопытное. Джек, конечно же, ему поверил и вот уже час кряду возился в изумрудных листьях и ветвях, пока вдруг не свесился к Ламмасу вниз головой.