Пол сотрясся, словно от сильного толчка. Безлюдь злился.

– Гаэль, прошу, выслушай меня, – попыталась вразумить ее Флори. – То, чем ты грезишь, невыполнимо. Дом не вернет твою дочь к жизни, а сделает ее своей заложницей.

– Замолчи! – взвизгнула Гаэль, развернулась и вдруг ударила ее по лицу.

Флори отшатнулась. Не столько от силы удара, сколько от изумления, что это вообще случилось.

– Скоро сюда приедет Летти. И ты должна все исправить.

– Это невозможно, – исступленно повторила она, прикрыв ладонью место пощечины. Кожа горела, словно от ожога.

Гаэль не желала ничего слышать. Сбегая от неприятной правды, она бросилась прочь. Хлопнула дверь, загрохотал замок. Осознав, что ее собираются запереть в хартруме, Флори попыталась этому помешать, но было поздно.

– Выпусти меня! – закричала она и заколотила кулаками в дверь.

Голос, раздавшийся с той стороны, казался бестелесным и больше походил на скрип заржавелых петель.

– Ты не выйдешь отсюда, пока все не исправишь!

«Значит, никогда», – в отчаянии подумала Флори.

– Я нужна тебе живой, Гаэль. Выпусти меня отсюда, иначе я спрыгну с крыши. И сверну себе шею.

Ее угрозы были жалкой манипуляцией, и они обе понимали это.

– Вот сама и убедишься, на что способен безлюдь. – Донеслось из-за двери. – Ведь так поступают домографы?

Гаэль навестила ее ранним утром, но лишь для того, чтобы вернуть в клетку мертвого дрозда, найденного в снегу. Разбуженная ее вторжением, Флори открыла глаза и уставилась на темный силуэт, застывший у окна. Тусклый свет падал на лицо Гаэль, и можно было увидеть, как беззвучно шевелятся ее губы. Казалось, она находится в трансе, вне окружающего пространства, частью которого Флори ощущала себя.

Ночью, когда зуд на коже стал нестерпимым, она, забившись в угол, прижалась к промерзлой стене. Это немного притупило боль и подарило пару часов зыбкого полусна. Выбравшись из его липкой паутины, Флори заметила распахнутую дверь – такую близкую, но недосягаемую цель. На секунду она представила, как бросается прочь и запирает Гаэль; представила крик из-за двери, похожий на ее собственный, и глухой стук, в реальности оказавшийся колотящимся в ее груди сердцем. Но все мечты о побеге разбивались о ее бессилие.

Шанс, данный на спасение, был утрачен.

– Ты даже не пытаешься, – сказала Гаэль и осуждающе покачала головой, словно ругала нерадивую дочь.

– Ты просишь невозможного, – отозвалась Флори, хотя понимала, что вступает в бесполезный спор.