Гаэль упрямо поджала губы:
– Мы обе видели, на что способен безлюдь. Ему просто нужна твоя помощь. Что делают домографы в таких случаях?
– Когда их запирают на чердаке?
– Не изображай мученицу, – резко бросила Гаэль и отпрянула от окна. – Ты всего‑то провела здесь ночь. Меня, бывало, и на неделю запирали. И я разговаривала с птицами, чтобы не сойти с ума.
– Очевидно, это не помогло, – огрызнулась Флори. – Ты сумасшедшая! Жестокая! Мерзкая!
Гаэль ответила на оскорбления все тем же ледяным тоном:
– Лучше направь свои силы в нужное русло, детка.
И ушла, предоставив Флори часы заключения в компании мертвой птицы и двух сосудов – помойного ведра и графина с водой.
Время тянулось медленно и мучительно. Она могла замечать его ход лишь по тому, как менялся свет в окне: вначале он был серым, потом к нему будто подмешали белила, но к вечеру он начал темнеть, наливаясь как синяк.
Флори поглядывала на мертвую птицу в клетке. С ней сделают то же самое, думала она. Скоро Гаэль привезет сюда тело дочери и убедится, что построенный безлюдь не может сотворить чуда. Что тогда будет с ней? Одна мысль об этом вызывала тошноту.
Она пыталась вспомнить, о чем рассказывал Дарт, чему учили Риз и Илайн, и что читала в архивных документах, которые доверял ей Рин. Никто из них не сталкивался с безлюдем подобной силы, а потому не мог вложить в ее руки нужный ключ, если он вообще существовал.
– Скажи, что нужно делать. Помоги мне, – шептала она, обращаясь к дому, но тот оставался нем к ее мольбам.
Безлюдь не разговаривал с ней, сколько бы она ни пыталась, словно уже сказал все, что хотел. Глупый, непокорный, скверный дом! На ее увещевания он тоже не откликался, и это доводило до отчаяния.
Так прошел день и наступила ночь. Краски за окном заменил густо-черный, и в непроглядном мраке комнаты Флори мерещились звуки, вроде чьих‑то шагов, глухого ропота или шелеста бестелесных голосов, порождаемых самим хартрумом.
Наутро снова пришла Гаэль, принесла скудный завтрак и рассердилась, обнаружив, что птица в клетке до сих пор мертва.
– Я не позволю тебе все испортить! – заявила она, трясясь от злости и расплескивая на пол кашу, что принесла в тарелке. От вида еды желудок скрутило.
И Флори сдалась.
– Я не могу приготовить микстуры. У меня ничего нет.
Гаэль озадаченно наморщила лоб.
– Что тебе принести?