Однажды вечером их навестил Рин. Принес для Флори букет первоцветов и, сконфуженно улыбнувшись, признался, что лишь сейчас понял, как глупо заявляться с цветами в оранжерею. «А я ходила в библиотеку со своей книгой, чтобы почитать в тишине», – заявила Офелия, спасая его. «А у мамы в ателье была капризная заказчица, которая всегда приносила свои нитки, – подхватила Флори. – И они никогда не подходили по цвету». Между ними сразу же завязался непринужденный разговор и растянулся на три кружки травяного чая.

На следующий день к ним наведался Дес с коробкой рогаликов для Флори и весь вечер травил байки о своей таверне, где запустил дела и сейчас наводил порядок. По его словам, кухарка Лу совсем одичала, а Здоровяк Бол не мог объяснить, куда исчезли пять винных бочек. Дес предположил, что их укатили подвальные крысы, – и его версия оказалась правдоподобнее тех, что предлагал ему работник, отбившийся от рук.

Дарт знал друга слишком хорошо, чтобы поверить в его показное веселье. И когда они, выйдя из дома, оказались один на один, Дес попал под град вопросов. Он не стал лукавить и поделился новостью, что узнал от командира Тодда: следящие нагрянули в «Полуночный театр» в разгар очередного сеанса и арестовали всех устроителей за мошенничество. Но настоящим потрясением для Деса стало то, что среди них оказалась Габриэль. Обман раскрылся. Спиритизм интересовал ее лишь как способ заработать себе на жизнь, и она действовала с мастерством уличных зазывал, принося «театру» новых зрителей, чтобы обобрать их до нитки. Дес не признавался, сколько денег оставил там, это не тревожило его так сильно, как само разоблачение Габриэль, предавшей его доверие и память о Чармэйн. Случись этот разговор раньше, Дарт недоумевал бы, как можно попасться на крючок проходимцев. Однако визит к госпоже Лефевр доказал ему, что человек, ищущий утешение, готов уверовать во что угодно. В тот момент он становится пособником обманщиков: одновременно актером и зрителем, участником и устроителем.

Понимая, что оба попали в ловушку собственных иллюзий, Дарт отказался от суждений на сей счет. Друг был разочарован и подавлен, зато ему ничто не угрожало. «Полуночный театр» больше не принимал гостей, не дурманил разум и не затягивал на дно.

Дарт подозревал, что Деса беспокоило что‑то еще, и причина этому имела более глубокие корни, но этим друг делиться с ним не пожелал.

На исходе зимы Флори призналась, что хочет вернуться в Голодный дом. Они скучали друг по другу, и когда долгожданная встреча состоялась, безлюдь гудел и сотрясался, как паровоз. Дым вырывался из трубы со свистящим звуком, похожим на залпы, все пространство вокруг звенело и дребезжало, со стены у лестницы упала картина – стекло в раме чудом уцелело. Безлюдь поутих лишь после того, как Флори заглянула в хартрум: чтобы поздороваться и успокоить обещанием больше не исчезать. Тот не преминул пожаловаться на пыль, скопившуюся повсюду, промерзшие комнаты и забившийся дымоход. В прошлом, будучи лютеном, Дарт не допускал такого беспорядка, чем, видимо, избаловал своего безлюдя. Но сейчас их объединяла не служба, а схожее чувство: они оба радовались возвращению Флори и хранили в сердце надежду, что теперь все станет по-прежнему.